– Они пришли в мой маленький дом на рассвете, когда я еще не проснулась, и выволокли в поле. «Ты ведьма!» – кричали они. Они были толстыми и розовыми, как поросята, которых отмыли перед ярмаркой. Один за другим они вставали, протягивали руки к небу и кричали, что из-за меня скисло молоко и охромели лошади. Потом самая толстая и самая розовая, самая отмытая из них, миссис Дженима, возвела руки к небу и закричала, что Соломон Поррит больше даже не смотрит в ее сторону, а кружит вокруг прачечной, как пчела вокруг горшка с медом, что только из-за моего колдовства он стал таким и с бедного молодого человека нужно снять порчу. Они привязали меня к позорному стулу[11] и столкнули в грязный пруд, говоря при этом, что если я ведьма, то не смогу утонуть. При этом их совершенно не заботило, что, если я не ведьма, то действительно утону. Отец миссис Дженимы раздал всем по серебряной монетке, чтобы меня держали под грязно-зеленой водой как можно дольше и не давали всплыть, пока я не захлебнусь.
– И ты захлебнулась?
– Конечно. Набрала полные легкие воды. Вот и все.
– О, – проговорил Бод, – значит, ты все-таки не была ведьмой.
Девушка взглянула на него блестящими, похожими на бусинки глазами и усмехнулась одной стороной губ. Она все еще была похожа на гоблина, только теперь на симпатичного гоблина. Бод подумал, что ей совсем не нужно было колдовство, чтобы приворожить Соломона Поррита, с такой-то улыбкой.
– Какая чушь! Конечно, я была ведьмой. Они узнали об этом, как только отвязали меня от позорного стула, почти мертвую, в водорослях и тине. Я закатила глаза и прокляла всех и каждого, кто этим утром выволок меня в поле, сказала, что ни один из них никогда не будет похоронен в могиле. Я сама удивилась, насколько легко проклятие слетело у меня с губ. Это было как танец. Как будто ноги сами начали выбивать ритм, который уши раньше никогда не слышали, просто так, ни с того ни с сего. – Она встала, подпрыгнула и закружилась, босые ступни засверкали в лунном свете. – Я прокляла их с последним вздохом заполненных водой легких. А потом умерла. Они сожгли мое тело в поле. Потом выкопали яму на кладбище для нищих, ссыпали туда пепел и закопали. Они даже не потрудились поставить на могилу хоть какой-то камень с моим именем. – Она наконец замолчала и на мгновение задумалась.
– И никто из них не был похоронен в могиле? – спросил Бод.
– Никто, – сверкнув глазами, ответила девушка. – В следующую же субботу, после того как они утопили и поджарили меня, мистеру Поррингеру доставили ковер, прямо из Лондона. Это был чудесный ковер, из прочной шерсти, добротный, но в его узорах притаилась чума, и уже к понедельнику пятеро из моих убийц кашляли кровью, кожа их стала черной, как моя при сожжении. Через неделю чума забрала большинство жителей деревни, и их тела как попало побросали в яму, которую вырыли далеко за городом.
– Все жители деревни умерли?
Она пожала плечами.
– Все, кто смотрел, как меня топят и жгут. Как твоя нога?
– Лучше, – ответил он. – Спасибо.
Бод медленно встал, хромая, отошел от компостной кучи и облокотился о железную изгородь.
– Так ты всегда была ведьмой? – спросил он. – И до того, как их прокляла?
Она фыркнула:
– Можно подумать, для того чтобы заставить Соломона Поррита кружить вокруг моего дома, нужно колдовство.
«Ведьма», – подумал Бод про себя, так и не получив ответа на свой вопрос.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– У меня нет даже надгробья, – произнесла она, и уголки ее губ опустились. – Я могу быть кем угодно, так ведь?
– Но у тебя должно быть имя.
– Лиза Хемпсток, если ты так настаиваешь, – огрызнулась она и добавила: – Разве я много хочу? Всего лишь какого-то знака на моей могиле. Я же там, внизу, под землей. А надо мной одни сорняки. – Она на мгновение показалась Боду такой грустной, что ему захотелось ее обнять. И когда мальчик уже пролезал сквозь прутья забора, его осенило. Он найдет Лизе Хемпсток камень и высечет на нем ее имя. Он сделает так, чтобы она улыбнулась.
На склоне холма Бод оглянулся, чтобы помахать ей рукой, но Лизы уже не было.
На кладбище валялось огромное количество обломков от памятников и статуй с могил других людей. Но Бод был уверен, что принести один из них на могилу сероглазой ведьмы будет совершенно неправильно. Нужно гораздо больше. Он решил не рассказывать никому о своих планах, небезосновательно полагая, что ему могут не разрешить.
Следующие несколько дней в его голове роились планы, один сложнее и необычнее другого. Мистер Пеннивос приходил в отчаяние.
– Мне кажется, – объявил он, почесывая пыльные усы, – что у тебя получается все хуже и хуже. Ты не исчезаешь. Ты торчишь, как прыщ на подбородке, тебя трудно не заметить. Если бы ты подошел к людям в компании фиолетового льва, зеленого слона и алого единорога, да еще и в сопровождении короля Англии в полном королевском облачении, люди смотрели бы на тебя и только на тебя, не обращая внимания на остальных.