Лживый язык

— Ладно, — кивнул он. — Я скажу, что меня беспокоит, если тебе и в самом деле это интересно. Мне даже думать страшно о том, что ты сделал. Когда отец Элайзы позвонил мне, я ушам своим не поверил. От стыда сквозь землю готов был провалиться. Ты поступил отвратительно, но самое ужасное, что ты даже не раскаиваешься в своем поступке. У тебя вообще есть совесть, Адам?

— Питер, успокойся… ты же так не думаешь, честно. Ну же, извинись немедленно. Иначе Адам решит…

— Господи, Салли, неужели ты не понимаешь? Мы уже втолковывали ему это сотни раз, он просто не хочет слышать. Я почти жалею, что Элайза не обратилась в полицию, как на том настаивал ее отец. Зачем только она его выгородила? Может, нам самим посадить его в тюрьму?

— Что за вздор ты несешь?! Ты же так не думаешь, — сказала мама. В ее глазах стояли слезы.

— Ему бы это пошло на пользу. По крайней мере, хоть раз в жизни он ответил бы за свои поступки.

Несколько секунд все молчали. Мама, стараясь не расплакаться, смотрела в стол. Потом резко встала, бросила салфетку на стул.

— Если б ты не держался с ним, как чужой, ничего бы этого не случилось, — проговорила она и ушла на кухню.

— Значит, это я виноват, что у нас вместо сына выросло беспринципное чудовище?

Мое терпение лопнуло. Не сказав ни слова, я вышел из-за стола, схватил в коридоре свои вещи — плащ и рюкзак. На кухне мама счищала тирамису в мусорное ведро с тарелки. Я поцеловал ее на прощание. Она попыталась меня остановить, хотя и не очень усердствовала, понимая, что это бесполезно. Уже на выходе из родительского дома я заметил отца. Он таращился на меня, открыв рот, будто дебил. Я посмотрел на него с ненавистью во взгляде. В кои-то веки я был доволен тем, что я — это я.

— Больше не смей ко мне приближаться, сволочь. Убью на месте, — сказал я и хлопнул за собой дверью.

С тех пор мы с ним не разговаривали. Держались как можно дальше друг от друга. Так нам обоим было спокойнее.

* * *

Я вновь шел по следу Крейса. У меня было такое чувство, что за последние несколько дней — не считая встречи с Лавинией Мэддон — я позволил ему ускользнуть. Мое прошлое слишком часто вторгалось в настоящее, омрачая мои мысли и отвлекая меня от моей истинной цели.

В поезде, следующем в Дорсет, я просмотрел весь собранный о Крейсе материал. Пролистал свой блокнот, в котором теперь было много заметок, еще раз прочитал газетные статьи. Если все пойдет по плану, думал я, в конце этой поездки я буду точно знать, что произошло между «пасынком» мистера Шоу и Крейсом; у меня будет дневник Криса. По возвращении в Венецию я буду вооружен исходным биографическим материалом, который предоставит мне услужливая Лавиния Мэддон. Я также лелеял надежду, что в дневнике описаны события, которые привели к смерти Криса, и я смогу понять, как он умер: покончил с собой или его убили. Убили. Какое странное неестественное слово. Мне до сих пор не верилось, что Крейс способен на убийство.

Поезд, окутанный серым туманом, подъехал к вокзалу Дорчестера. По платформе барабанил дождь. Люди, сутулясь и ежась, спешили спрятаться под крышей. Я вбежал в здание вокзала, промчался мимо билетной кассы и устремился к стоянке такси. Там стояла одна машина с запотевшими изнутри стеклами. Проведя рукой по волосам, я привлек к себе внимание таксиста, молодого толстяка с похожей на тесто кожей. Я спросил, слышал ли он про Уинтерборн, расположенный в пятнадцати милях от Дорчестера, и мы договорились, что он довезет меня туда за восемнадцать фунтов.

Мы заколесили по улицам города, выехали на окраину; «дворники» двигались по лобовому стеклу, словно крылья сломанной механической птицы.

— По делам приехали? — спросил таксист, пытаясь завести разговор.

— Что-то вроде того, — ответил я.

— Прежде уже бывали в этих краях?

— В общем-то, нет. Самое близкое — в Бурнмауте. На каникулах. — Я не лгал. На том и закончилась наша беседа. Тишину салона нарушали только шум дорожного движения и стук дождя по кузову автомобиля.

Мы свернули с оживленной автотрассы, проехали через какое-то селение, мимо полей, потом дорога потянулась через лес. С мокрых деревьев капала вода, по полям гулял ветер. Дорога была такая узкая, что две машины едва ли смогли бы разминуться: темный туннель через лесной массив, у которого не было ни конца, ни края. Ветки и сучья хлестали по такси. Дорога пошла вниз, потом так же резко — вверх, затем последовал крутой поворот, и мы выехали из леса. Слева появилась школа, где работал Крейс: идеально симметричное здание в стиле неоклассицизма, стоявшее посреди полей. По прошествии нескольких секунд показалась возвышавшаяся сразу же за школой церковь — готическое чудище, смотревшееся несуразно рядом с палладианским зданием. Водитель замедлил ход, искоса глянул на строения и повел головой в их сторону.

— Вид что надо, — проговорил он, кивая, будто отвечал сам себе.

— Да, интересный, — подал я голос.