В связи с этим опасность для Каракасала стала реальной как никогда. Он утратил всех друзей, за исключением только лишь Казбек-бия и Кабанбая-батыра, у которого жил в последнее время. В октябре 1744 года из Петербурга вернулся посланник Барака, принимавший участие в торжествах по случаю объявления царевича Петра Федоровича наследником престола. Он привез своему господину императорскую грамоту, именную золотую саблю и множество других подарков, которые, по свидетельству современников, вызвали огромную радость Барака и зависть всех остальных. Сопровождал посланника от Оренбурга в Казахстан Тюкан Болтачев, бывший соратник Каракасала. Сразу же после этого несколько представителей знати, в том числе якобы и Кабанбай, будто бы заявили о своем желании присягнуть на верность Москве.
Тогда, как рассказывают нам источники, Каракасал пригласил Болтачева в свой улус и спросил, каким образом он, бежавший с ним в 1740 году, получил прощение и возможность открыто ездить в Оренбург? И, мало того, оказался милостиво награжден ее императорским величеством? На что Тюкан ответил, что если и сам Каракасал придет к императрице с повинной, то и он тоже получит прощение. А в дальнейшем сможет рассчитывать на многие милости от царского двора…
После этого Каракасал, Кабанбай-батыр, Казбек-бий и другие знатные люди собрались на совет, где якобы приняли решение принять подданство ее императорского величества и выразили готовность действовать против врага российского государства Галдан-Цэрэна.
Тюркан Болтачев свидетельствовал, что отношения Каракасала с Бараком ухудшились не в связи с тем, что Барак принял присягу на верность России, а после того, как последний согласился с предложением джунгарского хана обменять своего сына, находившегося в то время в заложниках в Джунгарии, на Каракасала. Конечно, стремление любой ценой освободить от опасности собственное дитя (пусть уже даже взрослого человека) мало у кого вызовет удивление или осуждение. Однако коварное предательство бывшего союзника, безусловно, далекий от благородства шаг. Хотя, кто знает, как бы повели себя мы сами, находясь на его месте?..
Для того чтобы заманить Султан-Гирея в ловушку, Барак обещал ему в жены свою сестру, но Чернобородый на эту уловку не поддался. Поспешно распрощавшись с Бараком, он вместе с Кабанбаем батыром перебрался к Казбек-бию.
Зимой 1744/45 года эта отважная троица со своими людьми напала на каракалпаков, которые, по наущению Барака, хотели принять российское подданство. Конечно, Каракасал со товарищи бился за независимость Степи от власти Москвы и с «предателями» разделывался решительно и беспощадно. Вспомним, в какие времена все происходило! Средневековая степь – это ведь не Европа XXI века! Тогда о гуманности и любви к ближнему мало кто всерьез задумывался. И поскольку если не на родине, о которой мы достоверно ничего не знаем, то в стране, на территории которой действовал Каракасал, многие – вплоть до настоящего времени – считают его образцом народного героя, согласимся и мы с установившейся традицией.
В июне 1745 года сакмарский казак ногаец Кубек доложил оренбургскому начальству о действиях Барака в отношении Каракасала. Он сообщил, что султан, несмотря на то что он раньше считал «башкирского бунтаря» истинным принцем Шуной, теперь уверен, что Каракасал – самозванец. А поскольку этот самозванец правит теперь найманским родом Средней орды, то есть его собственными владениями, ему, Бараку, это чрезвычайно неприятно. В связи с чем султан приказывает джунгарским калмыкам схватить Каракасала и доставить его к Галдан-Цэрэну, потому что казахи защищать его больше не будут из страха перед джунгарским ханом.
В том же 1745 году Каракасал пишет российской императрице два письма, уверяя ее в своей лояльности и преданности, именуя себя при этом Шуной-батыром. В ответ на эти послания Неплюев сообщает Каракасалу, что письма императрицей получены, но для того чтобы принять московское подданство, ему, Каракасалу, именующему себя Шуной, необходимо лично явиться в Орскую крепость и принять «формальную» присягу.
Однако позднее говорили, что на самом деле Каракасал написал совсем другое письмо, в котором называл себя властителем джунгар, казахов и акзеловского народа (жителей Ферганской долины) и требовал, чтобы российское государство относилось к нему с почтением, а если такового он не дождется, то и поступать будет соответствующим образом. Правда все это или нет, исследователям установить так и не удалось.
В августе 1745 года по Оренбургу пошли слухи, что Каракасал намерен в случае серьезной опасности от Галдан-Цэрэна скрыться у своего союзника, правителя Андижана и Намангана Абдулкаримбека. Такая опасность, конечно, существовала, но сделал Чернобородый то, что предполагалось, или нет, сказать трудно.
Подводя итог, можно отметить, что оренбургские власти в течение девяти лет неусыпно следили за Султан-Гиреем и не оставляли попыток схватить его. Попыток, которые раз за разом ни к чему не приводили.