На западном направлении же под командованием Скопина-Шуйского он сосредоточил всех более-менее верных или лояльных. Тут были и те, кого так или иначе обидели в годы опричнины. И те, кто имел просто обиду на старшую ветвь Рюриковичей, в том числе застарелую. Сюда же собрались лично верные и обязанные клану Шуйских, а также нейтралы и наемники. Вот всем им Дмитрий Иванович Шуйский и пообещал натурально золотые горы, если отстоят Москву и позволят ему венчаться на царство.
Поэтому Михаил Васильевич хоть и нервничал, но в пределах разумного. Люди за его спиной были вполне надежны и многочисленны. Позиция верна. А он лично, в случае успеха, становился главным царским воеводой. Для восемнадцатилетнего парня – головокружительная карьера! Особенно учитывая тот факт, что в обычных условиях он не мог на эту должность рассчитывать даже в теории. Рылом не вышел. Хватало и более родовитых, он ведь дальняя ветвь Шуйских, слишком дальняя для таких случаев…
Дмитрий задумчиво изучал противника в зрительную трубу.
Очевидно ситуация вышла за пределы его ожиданий. Он точно знал, что эти люди знают кто он. Да и про победу под Смоленском тоже слышали. Но все равно готовятся к сражению. Что в его планы ну вот вообще никак не входило.
«Надо поговорить…» – сказал он и поехал на середину поля.
Чуть погодя к нему выехал и Скопин-Шуйский со товарищи.
– И как это понимать? – Поинтересовался Дмитрий, обводя ледяным взглядом подъехавших командиров. – Поляки разбиты. Я возвращаюсь с победой в столицу.
– Велено не пускать, – пожав плечами ответил Михаил Васильевич максимально бесстрастным тоном.
– Кем и почему?
– Пока дядя мой Дмитрий Иванович на царство не венчается, приказано тебя к Москве не пускать.
– Серьезно? И ты обнажишь оружие против меня? – Повел бровью царевич.
– Обнажу! – С некоторым пылом произнес Михаил.
– Да, – покачал головой Дмитрий, – боярская вольница совсем берега потеряла. Боюсь, что наказание Руси холодом и голодом не пошло ей впрок. Бояре не усвоили урок. И теперь накликают новые беды.
– О чем ты говоришь? – Покачал головой Скопин-Шуйский. – У тебя слишком мало сил, чтобы победить. Патриарха уже схватили и убеждают поступить благоразумно. Он вскоре уступит и Дмитрий Иванович Шуйский будет венчан на царство. А ты… да кому ты потом будешь нужен? Хотел уезжать в Новый Свет? Уедешь. Здесь и без тебя управятся. Шуйские чай не Годуновы.
– А ты? Что получишь ты? Он ведь всем вам что-то предложил.
– Хочешь перекупить? – Усмехнулся Михаил Борисович Шеин, стоящий рядом. – Он предложил нам права шляхетские как в Речи Посполитой, да вотчины царские почти все уже меж людей разделил. Что ты сможешь предложить такого, чтобы перебить его цену?
– Жизнь, – пожав плечами ответил Дмитрий.
– Что?! Ха-ха-ха! Ты рвешься к венцу! Но у тебя нет сил его надеть. И ты еще смеешь нам угрожать? Ха-ха-ха! Пес блудливый! Где тебя черти все эти годы носили?! Думаешь, вот так можешь вернуться и указывать нам? Ты не пройдешь! А попытаешься – так пощиплем, что только перья в разные стороны полетят!
– Веселый ты парень. Нравишься ты мне. – Произнес Дмитрий с мягкой улыбкой глядя на Шеина. – Поэтому я убью тебя последним.
После чего, не прощаясь, развернул лошадь и направился к своей армии. За ним последовали его командиры. Со спины ему вслед неслись какие-то проклятья и угрозы. Но он не слушал. Не до того. Он лихорадочно, нервно, думал.
Расклад получался весьма поганый.
В Смоленске он позволил себе подурачиться. Да так, что теперь заглядывать в земли католиков ему стало боязно.
«Пошутил? Покуражился? Поиздевался над иезуитом? Придурок!» – пульсировало в его голове.
Конечно, убивать его не станут. По крайней мере, сразу. Но совершенно точно упекут в какой-нибудь монастырь, где станут с тактом, с толком, с расстановкой колоть. Слишком опасные он дал им намеки. Только сейчас оттекла моча от его юных извилин, позволяя понять – проект «Новый свет» в том формате, который он хотел его реализовать, стал невозможен. Технически. Не дадут ему спокойно жить в землях Испании.
Хуже того было то, что в колонии Франции и Англии ему путь также оказался заказан. Особенно в Английские владения, где ему грозит деревянный макинтош практически у порога. Если, конечно, кто-то ради него на гроб раскошелится, а не бросит гнить в какой-нибудь канаве.
Горе от ума в его чистой и незамутненной форме.
На Западе для него оставались открыты только такие страны как Дания да Голландия. Ну, может быть, еще Швеция. С высокой вероятностью он вполне мог поступить на службу в тех землях. Особенно в Голландию, где ему, пожалуй, даже будут рады. Общие враги сближают. Но это все несколько не то, чего он жаждал. От слова совсем.
«Идиот! Кретин! Дегенерат!» – корил он себя.