– И тебе доброго вечера, брат. Ибо сказано в Священном писании – все люди друг другу братья, – аккуратно и уклончиво ответил Дмитрий. – Расскажи мне, кто ты такой?
– А разве ты не знаешь? – Весьма искренне удивился Василий.
– Нет. Я вижу тебя впервые.
– Я брат твой. Сын отца нашего покойного Ивана Васильевича и Анны Алексеевны.
– Спрашивать тебя о том, как выглядит отец мой глупо, – усмехнулся Дмитрий. – Но, может быть, ты мать свою помнишь?
– Как не помнить? – Делано удивился Василий. – Конечно, помню! – После чего выдал удивительно точный словесный портрет Анны Алексеевны, урожденной Колтовской, которая действительно была четвертой супругой Ивана Грозного.
– Действительно, – кивнул Дима. – Даже про родинку знаешь. Недурно. А родился ты где? И когда?
– Так в монастыре, по сроку. Ибо непраздную Анну Алексеевну отец наш в монахини постриг. В то грех великий! Но я не держу на него зла. Ибо не ведал, что творил!
– Допустим, – после небольшой паузы произнес Дмитрий. – А рос ты где? Кто тебя воспитывал?
– В десять лет мне удалось бежать. Страхов натерпелся – жуть!
– Куда же ты сбежал?
– В Англию, – после небольшой паузы произнес он голосом заговорщика. – Тот доктор, что помог бежать, предложил укрыться именно там, сказывая, что враги не за что меня в тех краях не найдут.
– Наша рыжая старушка не сильно тебя обижала? – Будничным тоном осведомился Дмитрий по-английски.
– Что, прости? – Напрягшись, переспросил Василий.
– Ну как же? – Делано удивился Дмитрий, переходя обратно на русский язык. – Ты же в Англии жил. И что же, английского языка совсем не знаешь?
– Да! Он держал меня безвылазно на ферме. Даже со слугами поговорить не было никакой возможности. Опасался, что враги выведают, где мы скрываемся.
– И где же находилась эта ферма?
– Недалеко от Дувра!
– И как тебе гранитные скалы? Их удивительный серый цвет с красными переливами превосходен в лучах восходящего солнца. Не правда ли, они красивы?
– Да… – как-то неуверенно произнес Василий. – Красивы…
– Но вот беда, – с легкой улыбкой произнес Дмитрий, – у Дувра нет гранитных скал. Они там меловые и белые.
– Ну, я это и хотел сказать, – поспешно произнес визави цесаревича.
– Хм. А чем же ты занимался на этой ферме столько лет? Учился?
– Да, да. Учился. Иначе с ума можно было сойти.
– И какие науки ты изучал? Математику, геометрию, механику, астрономию, алхимию, богословие, философию, юриспруденцию?
– Нет… – снова растерялся Василий. Что-то ему подсказывало, что выбери он любой из предметов, этот рыжий гад попробует выяснить содержание. Дескать, что это за наука и какие у него успехи в ней. Вон как со скалами Дувра провел. А ведь это, пожалуй, единственное место в Англии о котором Василий слышал. Кроме Лондона, разумеется.
– Может быть, ты осваивал архитектуру? Нет? Медицину, географию, биологию? Нет? Погоди, не говори. Я хочу сам угадать. Хм. Наверное, что-то совсем редкое и увлекательное. Иначе, почему ему тебя так ограничивать в общение? Электротехнику? Нет. Вряд ли. Криптографию или информатику? Да нет. Это слишком просто для тебя и банально. Геомеханику, Клиометрию и Этнографию, пожалуй, тоже нужно отбросить. О! Я понял! Вы изучали там Уфологию и Парапсихологию! Да! Именно так! Как раз – твой уровень, – попытался пошутить Дмитрий, да вот беда – забыл, что окружающие даже о половине из названных наук не слышали. Так что оценить шутку не могли. Для них уфология и парапсихология были чем-то неясным и непонятным, а не квазинауками поставленными в общий парадигматический ряд с нормальными дисциплинами. Слишком сложная шутка вышла. Впрочем, это разочарование царевича они тоже не смогли заметить – оно как легкая тень мелькнула на лице и пропало. Он слишком увлекся, чтобы застревать на таких мелочах.
– Нет, – обреченно покачал головой Василий.
– Странно… странно… Может быть, ты осваивал языки? Ну, английский, понятно, тебе не разрешали учить. А… хм… – и Дмитрий начал задавать фразы на разных языках. Английский, немецкий, французский и испанский он знал довольно свободно, пусть современные. На латинском и греческом мог с горем пополам читать-писать, ну и объяснятся, если не спешить и не ругать за дурное произношение. По одно-две фраз же он мог выдать на целой прорве языков, как и, пожалуй, большинство образованных людей XXI века. Вокруг ведь слухи с половины мира вертятся. Волей-неволей запомнишь тут оборот, там фразу. Так что в дело пошло и китайское приветствие. И немного арабского мата. И чуть-чуть милых японских гадостей. И фрагмент из знаменитой «финской польки». И даже пара строчек из шведской песни группы Sabaton. Но все тщетно. – Может быть польский язык?
– Он не знает польского языка, – произнес откуда-то с боку женский голос. Дмитрий обернулся на звук и замер, побледнев и расширив глаза от ужаса, охватившего его.