– Государь… – начал было говорить патриарх, но Государь оборвал его жестом.
– Я не собираюсь мириться с аристократией, если ты этого хочешь.
– Но почему?
– Так нужно.
– Но ведь это ведет державу в хаос!
– Софья Палеолог ввергла державу в хаос! – Возразил Дмитрий. – А я пытаюсь вывести!
– Что?! Кто?! Но почему?
– Кто подбил моего прадеда на дурные реформы? Начал прадед – закончил отец. Как итог – катастрофа Ливонской войны. Или ты забыл, почему нам пришлось ее прекратить? Я напомню. У нас просто кончились «негры».
– Кто?! – Хором переспросили иезуит и патриарх.
– Не берите в голову. Заговорился. У моего отца просто закончились возможности верстать новых стрельцов и поместных. Люди кончились. Мы понесли поистине катастрофические потери в живой силе! Сколько конкретно – сказать сложно. Но от двухсот до двухсот пятидесяти тысяч крепких, здоровых мужчин, которые ой как пригодились бы и на пашне, и в мастерских. А сколько жен потеряло кормильцев? А сколько невест женихов? А сколько потрачено денег и прочих ценностей? Сколько изготовлено и оставлено на полях оружия, обмундирования и прочего имущества? Это поражение стало для державы настоящей катастрофой!
– Я не понимаю тебя, – покачал головой патриарх. – Как твоя прабабка оказалась виновной во всем этом?
– Она подбила прадеда на дурные реформы. Например, вместо совершенно бестолкового поместного ополчения у нас была бы кавалерия не хуже польских крылатых гусар. Все к тому шло. Или ты не знаешь, кто разбил Мамая на Куликовом поле? Княжеские и боярские дружины! По своему снаряжению, лошадям, выучке и приемам боя они вполне были на уровне крылатых гусар. А возможно и выше. Но мы похерили их всецело. И перешли к бестолковой степной кавалерии, организованной по древнему византийскому образцу, устаревшему более чем на пять веков… Да что и говорить, Карл Мартер привел на битву с арабами при Пуатье войско, организованное также. Эм. Почти тысячу лет назад…
– И только это? – Хмуря лоб, поинтересовался Иов.
– Отнюдь. Это только один из эпизодов. Поражение в Ливонской войне и последующий тяжелый кризис не стал неожиданностью. Но прямым следствием из того, какой дорогой мы шли. Все мы. И особенно бояре… ненавижу их. Они настолько прогнили и деградировали, что вызывают у меня только омерзение. Люди и так после всей этой катастрофы жили кошмарно. Сильно голодали. Так эта дрянь с них бросилась последние соки сосать, усугубляя и без того чудовищное положение дел, вгоняя державу в полное и окончательное расстройство! Ненавижу. Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Твари! Безмозглые твари! Они не понимают, что любая держава стоит на плечах своих пахарей и ремесленников. И чем крепче эти плечи, тем благополучнее державы. А они в своей безумной жадности готовы были все по миру пустить!
– Государь, – вкрадчиво произнес иезуит, несколько потрясенный такими словами, – мы хотели бы помочь в твоем деле, но не понимаем замысла. Не мог бы ты нам его объяснить?
– Быть может, вы не понимаете замысла, потому что так и задумывалось?
– Но…
– Серьезно, – перебила его Марина. – Почему Дмитрий должен вам доверять?
– Но тебе он доверяет? – Лукаво поинтересовался Муцио.
– Доверяет, – усмехнулась Государыня, – но лишь потому, что если умрет он, за ним следом последую и я. Мне не выгодно его предавать. А вам?
– Я лишь пекусь о благополучии державы, – возразил Иов, разве руками.
– Веру, – охотно согласился Дмитрий. – Но что будет, если ты поймешь – наши взгляды в этом вопросе разошлись?
– Постараюсь тебя переубедить.
– А если я не поддамся уговорам?
– Я… не знаю, – как-то подавленно ответил Иов. – Наверное продолжу свои попытки.
– Не лукавь, – холодно произнес Дмитрий. – Ты предашь меня. Признайся, ведь ты считаешь, что я сошел с ума?
– Нет, что ты!
– Неужели тебе так страшно признаться? – Оскалился Государь.
– Хорошо, – примирительно произнес Муцио. – Мы не хотим знать твоих планов.
– Что? – Удивился Иов.
– Не хотим, – с нажимом произнес иезуит. – Наш интерес действительно выглядит подозрительно. И если допустить, что мы тебе враги, то делиться с нами планами – фатальная ошибка. А никаких способов узнать, на чьей мы стороне, пока не случится задуманное, невозможно. А что-то обязательно произойдет.
– Я рад, что ты это понимаешь, – довольно мягко произнес Дмитрий.
– Но то, что ты сделал… признаться, я не понимаю тебя. Зачем? Что тобой двигало? Неужели только чувство мести? Ты же установил такие жуткие законы, что я и помыслить не могу.
– Друзья, – примирительно произнес Государь, – я понимаю ваши беспокойства. Но доверьтесь мне. Чего вы боитесь? Что меня убьют? Так Земский собор выберет кого-нибудь еще. Вон Михаил Романов – прекрасный кандидат. В голове так пусто, что аж звон стоит. Нерешителен. Глуп. Что может быть лучше для монарха? Он вернет все к старине. Ну, как сможет. Шапку Мономаха-то и прочие старые наряды я уже совсем изничтожил в дело пустив. Но как-нибудь управится. И продолжит трудовой подвиг моего блаженного брата. И ты, отче, получишь то, что так страстно желаешь – тишь, да гладь, да божью благодать. Ну, на сколько-то лет.