Конечно, кто-то может сказать, что к своему расцвету Российская Империя стала территориально самым большим государством мира. Ну, после Британской Империи, на которой в те же самые годы никогда не заходило солнце. Вот только беда в том, что большая часть этих земель была непригодна или еще очень долгое время будет непригодна для эффективной хозяйственной деятельности. А львиная доля другой имеет массу специфических особенностей, продиктованных климатом и логистикой. Получилась большая, очень земля. Но толку с того вышло немного. А проблем – полный воз. От транспортных и экономических до социально-политических. И учитывая общесистемное отставание от ведущих мировых держав, это сказывалось самым пагубным образом. Выходила так, что небольшая Германия или Франция обладала экономическими и социально-политическими возможностями, куда большими, чем огромная Россия.
Дмитрий прекрасно понимал общую диспозицию и пропорции сил.
Могла ли Россия в той системно-идеологической формации, в которой она пребывала, уверенно конкурировать и решительно побеждать на мировой арене? Нет. Очень непатриотичный вывод. Но Дмитрий и не был патриотом в привычном понимании этого слова. Он не понимал, какой в этом смысл. Для него патриотизмом была любовь к Родине. А будет ли человек рад, если его возлюбленная голодная, холодная и грязная устало бредет по дороге? Возможно. Но такими вещами Дмитрий не увлекался. Плетка там, страпон, кляп и прочие игрушки как-то его не вдохновляли, как и не возбуждало истязание других. Он предпочитал видеть возлюбленную сытой, ухоженной, здоровой и если не счастливой, то уж точно довольной своей жизнью. И никаких комплексов не испытывал по поводу того, какими способами это добиваться. Надо забрать у соседа вкусную еду для своей возлюбленной? Значит надо. Надо научиться у другого соседа тому, как правильно забивать гвозди в бетон, чтобы по-человечески повесить картину в комнате любимой? Не вопрос. Главное – результат. Все остальное – пустая болтовня, детские комплексы и деструктивная рефлексия. Такой уж он был человек.
Государь не мог выиграть по правилам. Ни он, ни Россия. Поэтому Дмитрий решил последовать завету Александра Васильевича Суворова, который, как известно, прослыл большим любителем удивлять своих врагов. Все ждут, что он вломится в дверь, ну или, на худой конец, в окно. Но нет – он решительно прыгает в дымовую трубу и, весь перемазанный как черт, атакует растерявшегося и смущенного врага «в штыки». Дмитрий прекрасно понимал, что так нельзя, что так глупо и неправильно. Ведь все, что касается людей и общества, нужно претворять в жизнь постепенно, аккуратно и не спеша. Чтобы не было потрясений. Но Государь не был уверен в том, что его дело не заглохнет после его смерти. Вдруг его сын будет идиотом? Или слишком слабым? Или просто окажется заложником положения? Или этого сына вообще не родится? И так далее. Очень сложно планировать дела на столетия вперед, когда не знаешь, что будет завтра. А потрясения? Так для России это была обычная форма существования и лишние несколько лет погоды не сделают…
– Ты уверен? – Нервно покусывая губы, спросила Марина.
– Пути назад нет. Уже нет. Я приказал раздать им все напечатанные тексты.
– Я боюсь… Это все выглядит очень опасно.
– Поверь – так нужно. Мы могли бы прожить с тобой тихо и спокойно, наслаждаясь тем, что греем свои царственные задницы о трон. Жужжание мух, изобилие варенья, мирно пасущиеся глисты, душная благость церквей и тошнотворный покой, больше напоминающий смерть. Но… разве это тебе нужно? Разве такого ты хочешь мужа?
– Я люблю тебя.
– Верю. Но такого, какой я есть. И чтобы не потерять твою любовь я должен идти вперед. Идти в бой. Пусть даже это может стоить мне жизни.
– Нам жизни, – поправила его Марина, невольно дернув рукой в сторону уже изрядно округлившегося животика.
– Я понимаю, чем рискую, – произнес он, нежно прижавшись и заглянув ей в глаза. – Мы здесь чужие. Совсем. Нас выжгут дотла. Даже память всю зальют помоями и замажут дегтем перед тем, как похоронить в канаве. Я должен это сделать. Я не смогу быть твоим мужем, если стану отступать и проигрывать. Ты и сама это понимаешь. Зачем такой женщине, как ты, ничтожество?
– Даже не знаю… – покачала головой Государыня изрядно озадаченная такой постановкой вопроса.