Лжедмитрий I

Около 1 марта 1606 года уже были расписаны воеводы будущих полков, собиравшиеся по двум росписям — «украинной» и «береговой». Царь Дмитрий Иванович возвращался к традиции, прекращенной в 1599 году указом Бориса Годунова, и снова назначил главного воеводу большого полка в Серпухове и расставил полки в городах по реке Оке. Первым воеводою большого полка был назначен боярин князь Федор Иванович Мстиславский. Если бы поход состоялся, то ему были бы приданы полк правой руки в Алексине во главе с боярином князем Василием Ивановичем Шуйским и передовой полк в Калуге под командованием его брата боярина князя Дмитрия Ивановича Шуйского. Князья Шуйские снова заняли подобающие им места во главе полков русской армии и больше не вызывали никаких подозрений у царя Дмитрия Ивановича. Сторожевой полк в Коломне возглавил боярин князь Василий Васильевич Голицын, а полк левой руки в Кашире — его брат князь Андрей Васильевич Голицын. Младший из братьев Шуйских — боярин князь Иван Иванович Шуйский — был назначен в большой полк Украинного разряда в Мценске.

Итак, вся верхушка Боярской думы должна была в конце весны — начале лета 1606 года покинуть Москву. Это могло сильно испугать бояр Шуйских и Голицыных, не знавших, что ждать от такого назначения. Не случайно потом как на одно из главных оправданий майского переворота ссылались на запланированное «Расстригой» убийство всех бояр во время их отъезда из Москвы «бутто для стрельбы» в воскресенье 18 мая 1606 года. При этом приводились слова, якобы произнесенные свергнутым самозванцем: «А убити де велел есми бояр, которые здеся владеют, дватцать человек; и како де их побиют, и во всем будет моя воля»⁶⁷.

Лед недоверия между царем и его боярами так и не был растоплен до конца. Молодой царь, никого не ставивший вровень себе ни по уму, ни по знаниям, ни по воинским умениям, должен был казаться боярам, привыкшим к чинному и размеренному этикету Кремлевского дворца, выскочкой, испорченным своими «литовскими» советниками. Автор биографической книги о Лжедмитрии 1 Р. Г. Скрынников считал, что «главной чертой Отрепьева была его приспособляемость. Царствовать на Москве ему пришлось недолго, и главная задача, поглощавшая все его силы и способности, заключалась в том, чтобы усидеть на незаконно занятом троне»⁶⁸. Это рассуждение основано на знании последующих событий. Между тем очевидно, что у самого Дмитрия не было никаких сомнений в отношении своих прав на московский престол. Он намеревался править долго и не просто удержаться на троне, а переделать оказавшуюся в его власти страну.

Глава вторая МОСКОВСКИЙ ПЕРЕВОРОТ

Посольство в Речь Посполитую

Недовольными и ущемленными чувствовали себя не только шляхтичи из польской свиты царя. Боярская дума тоже имела основания для обид, так как была устранена от участия в делах с Речью Посполитой. Ее совет оказался лишним на этом направлении внешней политики Московского государства. Царь сам знал, как ему действовать, и странно было бы, если бы он посвятил кого-то в свои тайные договоренности с воеводой Юрием Мнишком. Поэтому московские бояре должны были испытать некоторое недоумение, когда к ним, нарушая дипломатическую традицию, напрямую обратился с письмом один из сенаторов Речи Посполитой Юрий Мнишек.

Присланного от него в посланниках Яна Бучинского Боярская дума принимала 21 августа 1605 года по дипломатическому этикету: спрашивали о здоровье, звали гонца к руке, принимали грамоту, выслушивали его речь, говорили ответные речи и, наконец, послали своего гонца Петра Чубарова с ответной грамотой.

Из письма сандомирского воеводы бояре узнали, что он «помощником был царю его милости в дохоженье господарьства, правам прироженым ему належачого». На «похвалу» и «дякованье» (благодарность), выраженные Юрием Мнишком, бояре отвечали тем же, наказывая Петру Чубарову 21 сентября 1605 года: «И мы… бояре думные и все рыцерство московское, грамоту твою приняв любительно, выслушали есмя, и тебя, пану-раду Юрья Мнишка, в том похваляем и о том тебе дякуем, что ты о великом государе нашем цесарском величестве преж сево об нем государе радел и промышлял, да и ныне радеешь и доброхотаешь, и вперед по тому же хочешь радети и ему великому государю нашему цесарскому величеству служити хочешь»⁶⁹.