В общем, жизнь в Гродно на винтер-квартирах, когда не было суеты походов, сражений, тянулась тихо, вяло, как тянется густое тесто из квашни, если зацепишь его рукой и попробуешь оторвать кусочек. На улицах тихого, с низкими домами, захолустного Гродно солдат увидеть можно было за колкой дров, с коромыслом и ведерками, иной раз на плацах, где они, дабы не забывали службы, шагали по утоптанному снегу часа по два в день, не больше, отрабатывали ружейные приемы, учились здороваться с начальством и прощаться. Утром же и вечером выводили полки на плац, устраивали проверки за убылью по причине дезертирства начальство воинское следило крепко. Так и жили, ожидая весны, не забыв установить на валах города пятнадцать пушек, на всякий случай, да еженощно выставляли за город крепкие караулы на предмет неожиданности какой. И вот неожиданность явилась в лице Карла с войском — уж такого-то подарка никто из русских генералов ожидать не мог.
От Вислы до Немана Карл с полками прошел по уже примерзшей земле, по негустому снегу, на редкость быстро. Русские, узнав о приближении врага, желая шведу помешать, выслали к переправе драгунские полки, но их быстро смяли, разогнали, развеяли, как дым. Перейдя на другой берег, где раскинулся Гродно, Карл думал, что вызовет врага на генеральное сражение, но Огильви, осторожный, как всегда, решил, что безопасней будет отсидеться под защитою валов и пушек Гродно. Карл, не надеясь на успех штурма, отошел от города, обложив все подступы к нему. Он знал, что в магазинах Гродно и так уж провианта в недостатке, а если отсечь от города пути подвоза муки, крупы и мяса, то русские до прихода весны дотянуть не смогут: им или придется пробиваться, уходить из города, и тут-то их настигнет Карл, или они попросту сдадутся на милость короны шведской.
Если прежде в Гродно царила тишина порядка, то теперь она сменилась тишиной уныния. Солдаты все реже выходили на улицы, стараясь, если не было учений или нарядов, собраться где-нибудь кружком, поговорить о делах военных, делах грядущих. Все знали, что в нескольких десятках верст от Гродно, постоянно высылая к городу большие воинские партии, расположился сам Карл Шведский. Еще и прежде по армии, от полка к полку, от батальона к батальону, от роты к роте, от плутонга к плутонгу, от солдата к солдату полз слушок о том, что шведа хоть и бьют маленько, но от сражения с самим Карлушей (так по-свойски называли короля солдаты) Петр будто бы уходит, избегает главного сражения, страшится того, что не выдюжит. А коль боялся сам царь, что же оставалось делать рядовым бойцам? Вот и теснились они друг к другу, сбивались в кружки, как жмутся овцы, почуяв волка. Люди внезапно утончившимся обонянием почуяли близость страшного, опасного врага, и голоса их теперь звучали приглушенней, не было слышно ни песен, ни солдатских прибауток, баек, смеха. Карл, стоявший где-то близко, напомнил всем о смерти, о том, что шведы, если уж захватывают русских, то в живых никогда не оставляют добивают штыками, положив рядами на бревна, чтобы удобней и вернее было. Так вели себя солдаты, да и офицеры, в доме же, где разместился фельдмаршал Огильви, напротив, в тот час было шумно. Больше полудюжины высших воинских чинов собралось в огромном зале. Было здесь и сам король Август; с его красивого, полного лица не сходило выражение тревоги.
Огильви наконец удалось успокоить всех, кто находился в зале, и теперь старик, поджав тонкие губы, наставительно говорил по-немецки, хотя в зале были двое русских — Меншиков, его помощник и правая рука, и Аникита Иванович Репнин:
— Не нужно волноваться, господа. Карл не посмеет напасть на Гродно, мы уже поняли это. Штурм будет стоит ему огромных потерь, а свое войско шведский король бережет — откуда придут к нему новые солдаты? Мой план таков: спокойно отсидимся под прикрытием валов и пушек до весны, а там и царь Петр пришлет нам сикурс.
Меншиков, бегавший по залу взад-вперед, очень недовольный тем, что его сделали вторым лицом при войске, не любивший Огильви и считавший, что старый шотландец слушает скорее короля Августа, чем заботится о русском войске, почти закричал в ответ:
— До весны досидим, говорите? Ну, а на каких харчах-то? Магазейны и без того полупусты были, а теперь и вовсе жрать служивому нечего будет, коль Карл все дороги перекрыл. Говорил же я прежде, и царь Петр мне о том писал: уходите из Гродно, понеже Карл может с места так быстро сняться, как петух со своего насеста слететь. Вот уж, передают, он с Реншильдом соединился, на помощь им Левенгаупт из Лифляндии спешит. Куда ж нам теперь выходить?
Огильви, не боявшийся влияния Меншикова при дворе и тоже не любивший заносчивого военачальника, который пытался лезть через его голову и постоянно давал советы, а то и просто приказы, сурово сдвинув брови, говорил: