Лже-Нерон

   Он ничего не мог сделать против нее.  Она  была,  как  река  Евфрат,  - равнодушна и полна  неожиданностей,  никто  не  мог  предвидеть,  что  она принесет - благословение или проклятие. Бессмысленно было возмущаться  ею. Оставалось сложить руки и ждать, что она предпримет.

   И он в самом деле  не  почувствовал  гнева  против  Акты,  узнав  через несколько дней о ее отъезде в Междуречье.

7. КРУЖИСЬ, ЮЛА!

   Они стояли друг против друга - Акта и Варрон.  Они  не  виделись  почти тринадцать  лет.  Он  смотрел  на   ее   нежное,   привлекательное   лицо; чувствовалось, что она  стала  опытнее  и  чуть-чуть  смиреннее.  В  былые времена Акта часто испытывала ревность к Варрону,  интимнейшему  другу  ее возлюбленного; изрядную долю чувств и времени  возлюбленного  отнял  он  у нее. Но сейчас, когда она увидела знакомые черты - крепкое мясистое  лицо, умные глаза, хорошей  лепки  лоб,  -  она  поняла,  как  много  общего  их соединяло. Никто не знал императора лучше их, никто не любил его  сильнее, чем Варрон и она. С такой силой пронзило ее воспоминание о  Нероне,  таким осязательно  близким  стал  вдруг  его  образ,  что  она  побледнела.  Она испугалась и  того,  что  Варрон  так  постарел.  На  самом  деле  он  был удивительно моложав для своих пятидесяти лет, но она хранила  в  себе  его прежний образ, и ей сразу бросились в глаза новые морщины, которых  другие не замечали.

   - Вот мы и свиделись, мой Варрон, - сказала она, и на  ее  живом  лице, отражавшем  малейшие  изгибы  чувства,  можно   было   прочесть   радость, удивление, смирение.

   Варрон же думал: "Почему я не любил ее?  У  меня  был  зоркий,  опытный глаз. Разве я не видел, как она красива? Повинуясь разуму, я запретил себе любить ее. Люблю ли я ее  теперь?  Еще  несколько  месяцев  тому  назад  я отказался бы ради нее от всей этой смешной игры, стал  бы  домогаться  ее, завоевал бы ее и жил с ней год, два, а может быть, и лет пять. Теперь  эта дурацкая игра отняла у меня всю силу. Я опустошен, выжат, я - старик".

   Но на его лице, в его словах нельзя было уловить и следа этих мыслей.

   - Дайте-ка я посмотрю на вас, - сказал он. -  Зубы  у  вас,  право  же, выросли и выглядят умнее. - Они с Нероном часто подтрунивали над  мелкими, ровными зубами Акты, и Варрон полушутя уверял, что такие  зубки  бывают  у глупеньких девочек.

   - Подросли ли мои зубы, я не  знаю,  -  сказала  Акта.  -  Но  умнее  я действительно стала. Это уж наверняка. А вы, мой Варрон?

   Она  попыталась  улыбнуться,  но  это  ей  не  удалось.  Ее   волновало воспоминание о том времени, когда  они  втроем  -  Нерон,  Варрон,  она  - подтрунивали друг над другом и ссорились, часто в шутку, порой - всерьез.

   Она рассердилась на собственную сентиментальность.

   - Расскажите, - сказала она живо, - что вы такое тут затеяли? Чего ради вы сочинили эту историю с Нероном? Чего вы ждете от нее?  Растолкуйте  мне все это хорошенько. Вы ведь знаете, что я ужасно любопытна.

   Она полулежала на софе, закинув  за  голову  обнаженную  руку,  голубая ткань ее одежды падала широкими складками. Лоб был открыт, черные, тонкие, не очень густые волосы, вопреки моде, локонами спускались на затылок.

   Варрон стал рассказывать. Он не скрыл, что  непосредственной  причиной, вызвавшей к жизни всю его  затею,  явилась  его  антипатия  к  Цейону.  Он говорил легко, ровно. И все же в его словах сквозила та  энергия,  которую он вкладывал в дело, и та  вера  в  свою  идею,  которая  крылась  за  его предприятием. Он говорил о жертвах, принесенных ради этой затеи,  о  своей дочери Марции, о своем друге Фронтоне, о деньгах, времени, нервах,  жизни, вложенных им в дело, и о том, что он ни в чем не раскаивается.

   Акта вдумчиво слушала.

   - Мотивов много, - сказала она. - Но,  к  сожалению,  все  это  мотивы, подсказанные страстью.

   - К сожалению? - отозвался Варрон. - Вы думаете, к сожалению? -  И  они дружески и в то же время  испытующе  взглянули  друг  на  друга,  стараясь разгадать, в какой мере они связаны прошлым, разделены настоящим.

   -  В  Антиохии  мне  убедительно  доказали,  -  сказала  Акта,  -   что предприятие ваше глупо и  безнадежно.  Люди,  растолковавшие  мне  это,  - серенькие, неприятные люди, но разум - за них.

   - Разум. - Варрон пожал плечами, и на лице его появилось выражение того победного легкомыслия, которым он всегда  завоевывал  людей.  -  "Кружись, юла", - смеясь, напомнил он Акте о ее песенке. - Что такое  разум?  Всякий считает разумным то, что служит к утверждению его собственной сущности,  а то, что противоречит ей, он отрицает. Я создал этого  Нерона,  потому  что без Нерона, без его дела жизнь для меня теряет свою  прелесть.  Вы  любили Нерона по-своему, по-женски.  Акта,  и  любите  его  и  по  сию  пору;  вы похоронили его и чтите его память. Я люблю его на свой  лад:  я  продолжаю его дело. Разве это не разумно?

   - Ах, Варрон, - сказала Акта, - я часто вас ненавидела. Но я знаю,  как вы любили "Рыжую бородушку" и как он любил вас.

   - Я люблю его по-прежнему. Акта, - сказал Варрон.