«И что я буду делать, имея при себе документы? Вдруг полиция остановит и попросит показать паспорт. У них глаза станут круглыми от удивления и восторга. «Это не вы ли тот самый Федор Москвин, что обвиняется в убийстве девушки и нападении на наших сотрудников?»
Снова шум проезжающих машин. И в какой-то из них может быть подмога его преследователям. Срочно бежать!..
Он быстро двинулся по улице. Зачем он идет в ту сторону? А В КАКУЮ НУЖНО? Каков план? Отсидеться, переждать? Где отсидеться? Чего переждать? У него нет ни родственников, ни близких друзей. А если бы и были?..
Со своей улицы он повернул на соседнюю, еще более спокойную и тихую. Тихую – пока, в этот предрассветный час! Но очень скоро город проснется, встанет на уши. И ему придется прятаться от каждого случайного взгляда. И не только от взгляда, повсюду сейчас камеры видеонаблюдения. Беглеца обнаружат быстро!
Что ему сказала Поэтесса? «Я буду рядом и при необходимости приду на помощь». И где она? Правильно говорят: женщинам верить нельзя…
И тут Москвину показалось, будто вновь слышит ее голос, она декламирует очередные стихи:
Федора затрясло, теперь эта лирическая поэзия была для него проклятьем, предательством. Он не верил ни слову, но стихи вновь врывались в него, точно ласковый обман врача в душу обреченного неизлечимой болезнью:
– Пошла ты! – не выдержав, заорал Федор в пустоту улицы.
Он не верил не только ей, он НЕ ВЕРИЛ НИКОМУ! Он знал лишь одно: надо спасать свою шкуру! Как?
А в это время на другом конце города происходили не менее драматические события, героиней которых стала одна молодая особа. Она выходила из ресторана, активно поддерживаемая своим кавалером. Ей казалось, что она не идет, а плывет, словно яхта ее отца, по бесконечным водам океана. Волны бушуют, швыряют судно в разные стороны, и оно вот-вот перевернется…
– Осторожнее, Нинель! – умолял бой-френд. – Здесь ступенька, теперь еще одна…
– Да пошел ты! – отчаянно дыхнула перегаром девица.
– Нинель, – заныл парень. – Я же забочусь о тебе. Ты мне безумно нравишься.
– А ты мне нет, импотент гребаный.
– Импотент?.. Разве ты была не удовлетворена?
– Чем?! Твоим маленьким х…?
– Почему он маленький? – окончательно растерялся юноша.
– Спроси об этом у родителей, – и она заржала, как взбесившаяся лошадь.
– Я постараюсь исправиться…
– Рожденный ползать, милый, может только ползать…
Бой-френд терпел любые оскорбления, очевидно, Нинель ему сильно нравилась. Любопытно, что никто – ни официанты, ни швейцар не смотрели на эту пару с издевкой, или осуждением. Наоборот, все почтительно кланялись пьяной девице, или же предлагали бой-френду помощь. А Нинель, чувствуя безнаказанность, задиралась то к одному, то к другому, причем ее наглость все возрастала. Одному официанту она залепила пощечину, его коллегу – женщину ущипнула за зад, заявив, что хочет новых ощущений. И тут же, хохоча, бросила: «Не надейся, сучка!». Больше всего досталось толстому швейцару при входе, Нинель предупредила, что в следующий раз «засунет ему в задницу пылесос и высосет из брюха весь ненужный сор». Швейцар согнулся и подобострастно захихикал: – Ну и шутница вы!
Старик и Мастер, спрятавшись за соседним домом, наблюдали за этой картиной. Старик усмехнулся:
– Хорошенькое воспитаньице у дочки высокопоставленного лица.
– Какое воспитание! – ответил Мастер, – большинство нашей элиты выбились из низов, не только социальных, но и интеллектуальных. Кто стали в России первыми приватизаторами? Партаппаратчики, люди из торговой мафии, рэкетиры, да так называемые интеллигенты-революционеры…
– А чем вас не устраивают последние? – хитро подмигнул старик, – все-таки интеллигенты.
– По мне это самая страшная порода людей, Василий Петрович. Они – сознательные разрушители, Базаровы (
– О, да вы философ! Чудненько, чудненько! С каким человечком опять познакомился! Никак закончили МГУ?
– Нет, другой университет, но не менее качественный. Одно время работал в банке, пока не попал под сокращение. Устроиться снова на такую же работу не смог. А жить привык на широкую ногу. Вот мне и предложили… новую «престижную должность», только уже иного качества.