Читаем Львы и солнце (Преображение России - 14) полностью

От большой ходьбы стало ему жарко в тяжелой шубе, он ее распахнул, а в толпе встречных ребят-подростков какой-то белоглазый озорно крикнул осклабясь:

- Гляди! Купец шубу вывернуть хочет!

И тюкнул. И все за ним начали тюкать разноголосо, и даже один захрюкал по-свиному... Пришлось поневоле ускорить шаг, так что на вокзал пришел он в большой испарине. Наткнувшись там на знакомого весовщика Тимофея Акимыча, он сказал ему с первого слова зло и хрипуче:

- До чего же сильно испортился народ, страсть!

И так при этом смотрел он на весовщика строго и осуждающе, что Тимофей Акимыч почесал ключом за ухом и отозвался прищурясь:

- Протух?.. По такой погоде мудреного чуть.

- Ты об чем? - зло спросил Полезнов.

- Об народе... Как он из мяса состоит, легким манером мог он испортиться...

- Однако пятнадцать градусов, - кивнул на красовавшийся тут же градусник Полезнов, но весовщик ответил загадочно:

- Зато на фронте вот уж третью зиму жара!

Катили тачки носильщики, сморкаясь в фартуки. Прошел огромный старый жандарм, лязгая шпорами по асфальту, и, увидя его, Полезнов, сам не зная почему, начал застегивать шубу.

От помощника начальника станции узнал он, что поезд на Петроград идет с опозданием на шесть часов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

У Полезнова было, кроме Бесстыжева, еще двое подручных: один орудовал к московской стороне от Бологого, другой к рыбинской (Бесстыжев же в сторону Валдая). Обычно в каждый свой приезд домой Полезнов налаживал с ними связь. И теперь также, увидев на путях поезд, который минут через десять должен был идти на Рыбинск, он с деловой поспешностью послал носильщика за билетом до станции Максатиха.

Нужно было двигаться, чтобы не думать о жене, о Сеньке, о девочках своих, которых он видел сегодня с нянькой, и о двух младших мальчиках, которых не видел и не хотел видеть. Когда по-деловому застучали колеса поезда, он даже чуть усмехнулся про себя, вспоминая Бесстыжева. Ему представилось, как, расчесав знаменитую на весь уезд бороду, придет Бесстыжев к нему в новой синей поддевке просить прощенья и будет сваливать все на самогон... А он не простит.

Поезд, на котором он ехал, шел бодро, как нужно, и правильно, по расписанию; это заставляло думать и о Петрограде: вошел в расписание... а не вошел сегодня, так завтра наверно войдет.

На всякий случай он спросил своего соседа в чиновничьей фуражке, читавшего как раз "Новое время":

- Ну что там пишут насчет Петербурга?

- Пе-тер-бур-га больше на свете нет, как известно, а есть Петроград! наставительно ответил чиновник, хотя был, должно быть, вдвое моложе Полезнова, с черными тонкими усиками, закрученными колечком. Но тут же улыбнулся добродушно и добавил:

- Демонстрации как будто были... Ничего, пустяки.

Потом присмотрелся к Полезнову очень внимательно, не переставая улыбаться, а закончил совсем неожиданно:

- Вы - исконный русский дворянин, да?.. И в гербе у вас какая-нибудь этак медвежья лапа... Так?.. Я угадал?

- Гм... - поднял брови Полезнов, удивясь угрюмо. - Что я - посконный мужик, это так, а до дворянина мне еще довольно далеко!

- Однако... надежды не теряете?.. Угу... Все-таки... да... большая прочность в лице... Этакое что-то русско-медвежье... Ничего, вы не обижайтесь...

- А львиного ничего во мне нет? - угрюмо спросил Иван Ионыч.

- Ма-ло-ва-то!.. Да... Сейчас я буду угадывать дальше.

- Очень мне это нужно! - сердито крякнул Полезнов. - Я ведь не угадываю, что вы-то за птица!

- Однако же неожиданно и вы угадали! - оживился и повеселел еще более чиновник. - Я действительно птица!.. Моя фамилия - Воробьев!..

И при этом для большей учтивости он даже привстал немного, будто рекомендуясь. Он поглядел ожидающе, даже на правой руке отставил большой палец и разогнул ладонь, но Иван Ионыч не сказал ему своей фамилии и круто отвернулся к окну, откуда глядели сиреневые снега.

Тогда чиновник приставил палец к носу, как это делают артисты кино, когда изображают человека, близкого к блистательной догадке, и сказал вдруг таинственно:

- Я понял!.. Вы - нувориш!

- Что та-ко-е? - глянул сердито Полезнов.

- Не обижайтесь!.. Это - модное слово... Вы... как бы это сказать нежнее?.. работаете на оборону страны. Так? Я угадал?

- Конечно, работаю, - согласился Полезнов. - Я без дела не сижу, я работаю, конечно... все так же должны работать, вот!.. И вы в том числе!.. Вы в Рыбинск едете?

- Вот видите!.. Вы тоже угадали! - засиял чиновник насмешливыми, темными, как осколки черного стекла, глазами. - В Рыбинск, да, да, в Рыбинск!.. Так и создаются у нас сведения о жизни: мы должны угадывать, чтобы знать... хотя в то же время должны и что-нибудь все-таки знать, чтобы угадывать, не так ли?

На первой же станции он вышел, весело оглядев при этом Ивана Ионыча, и даже взял по-военному под козырек на прощанье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное