- Так в цех, продукцию сдавать, - дядько Потап, вытер изнанкой кепки потное лицо. - Накладные у нас. Строго...
- Поворачивай, - приказал старшина.
- Указанье у меня.
- Заворачивай. Немцы там.
Тюки свалили на обочину. Сажали раненых. Лысыватый военный, без гимнастерки, с обмотанной рыжими бинтами грудью, всхрипывал, словно сказать что-то хотел, да не мог.
- Бумагу, бумагу какую дайте, - дядьку Потап суетливо помогал укладывать ноги умирающего.
- Вернемся, напишем, - безразлично пообещал старшина.
- Так с меня же за тех коничков...
- Война, - исчерпывающе объяснил узколицый старшина.
Смотрели ограбленные возчики вслед уходящей армии. Микола кривился - разве по справедливости? Обидранцы бродячие, ни командиров, ни строя. Вот она, москалья порода.
Дядьку Потап утер усы.
- Обошлось. Могли и мобилизувать заодно с конями.
- Я б и сам пошел, - пробубнил Петро.
- Та иди, - усмехнулся мудрый дядько. - Штаны подтяни, да поспешай. Догонишь партийных - руку потискают. Повезет, так ружье старое дадут и звезду на картуз. Успеешь по немцам пальнуть, за жидка какого великое геройство проявишь.
- Я не за евреев. За Родину!
- Дурной ты хлопец. Там за Советы москальско-жидовские война. А наша землюка здесь, - дядьку Потап повел широко растопыренными пальцами над полем, указывая на жайвориные[17] трели и жарко-голубое небо.
- Малая у тебя батькивщина, - насуплено буркнул Петро. - У меня побольше будет.
- Иди-иди, подставляй свою макитру[18] за ту Сибирию. Отблагодарят.
Петро вдруг подхватил отцовскую тужурку, что у ног лежала, и зашагал вслед красноармейцам.
- Ты шо?! Куда? - изумленно окликнул двоюродного брата Микола.
Дурень не оглянулся, лишь отмахнулся заношенной тужуркой.
- Сгинет, - пробормотал Микола. - Шо я тетке Ганне скажу?
- Да Ганна и сама невеликого ума. Переживет. Ушел и ушел. Германец покрепче всыплет, вернется дурник рябой, - дядьку Потап усмехнулся. - Вот же дурень. Было б за кого ноги топтать.
- Совсем дурень, - согласился Микола.
О родиче только к вечеру вспомнил: пока тюки в роще прятали, пока до Глибоча доплелись - употели до крайности.
Сбрую дядьку Потап потом почти год по малостям распродавал - осторожничал. С выручкой, понятно, обжуливал, да Миколе уже наплевать на ту мелочовку было. Служил, добрые гроши завелись.
Немцы в Глибоч заглянули, должно быть, через неделю. А через две недели Микола Грабчак поступил служить в полицию. Само как-то вышло: батько сказал, что тому, кто к новой власти раньше придет, тому и веры больше. Да и записывались в полицию люди всё знакомые, рассудительные. То, что зеленоват Микола, не помешало - отец поговорил с кем надо, приписали лишку полгода.
Охранная команда шуцманов Глибоча... Хорошая служба была. Пусть утомительная, но спокойная. Ходил с трехлинейкой и белой повязкой на рукаве, десяток патронов бренчал в кармане. Порядок поддерживали, как приказано. Немцы особо не вмешивались. Магарыч и гроши от торговцев, пусть по скромному, зато каждый день. Микола сам не пил - свою долю, как дед советовал, во флягу сливал, потом мать на рынке продавала. Сослуживцы посмеивались, но не злобстовали - хозяйственность, она всегда уважаема. Дважды окруженцев подловили, по тупоумности на базар сунувшихся, норовивших вещички на харч выменять. Да и иных подозрительных типов арестовывали: время то беспокойное. В "штаб" отводили, там начальник поселковой охраны тряс сомнительный элемент. Кого отпускали, кого... Что и говорить, - время военное. Начальство Миколу Грабчака, пусть рядового и молодого, не обделяло - в штабу отцов кум сидел, приглядывал. Деньжата, сапоги, ох, и хорошие достались - определенно партийные - сносу им не было.
В ноябре украинскую полицию разогнали. "Шума" организовывался[19]. В те дни Микола и задумался - так ли уж умна немецкая власть? Понятно, Гитлер великий вождь всей Европы и кому с ним равняться, но дела-то на фронте похуже пошли. Забуксовали немцы. Им бы доверять истинным украинцам - уж кто горше от большевизма натерпелся, кто насмерть с комиссарами и жидами за самостийность бился? Так нет, контролировать придумали, на каждый шаг гавкать.
Впрочем, раздумывать было некогда - за службу всерьез взялись. Занятия, лекции, строевая подготовка, даже на стрельбище дважды водили. Стрелял Микола так себе - винтовка дурная, расхряпанная. Дали бы немецкую, тогда бы...
Нового оружия немцы не выдали, зато обмундированием одарили. Мать галифе и китель подогнала - орлом ходил молодой Грабчак. Обещали старшим наряда назначить - дело выгодное, у старшего и доля побольше. Пусть и командовал теперь немец, но на базаре полицейские сами себе командовали. Как ни крути, а старший патруля - царь и бог. Гроши в руки сами так и шли.