Львы Аль-Рассана

В раздражении она нарушила правила приличия: взяла кошелек и бросила обратно незнакомцу.

– Если вам нужна помощь лекаря, то я здесь именно для этого. Но, как вы, вероятно, заметили, перед вами стоят другие люди. Когда подойдет ваша очередь, я буду рада вам помочь, если смогу. – Если бы Джеана была менее раздражена, ее могла бы позабавить официальность собственных выражений. Она все еще не могла разглядеть его как следует. Рабочий из каменоломни испуганно отступил в сторону.

– Я сильно опасаюсь, что на это у меня нет времени, – тихо ответил картадец. – Мне придется увести вас от здешних пациентов, и поэтому я предлагаю вам кошелек в качестве компенсации.

– Увести меня? – возмутилась Джеана и вскочила на ноги. Раздражение уступило место гневу. Она заметила, что несколько мувардийцев направляются к ее палатке. Джеана чувствовала, что Велас стоит прямо у нее за спиной. Ей надо быть осторожной: ради нее он мог схватиться с кем угодно.

Придворный примирительно улыбнулся и быстро поднял руку в перчатке.

– Проводить вас, – следовало мне сказать. Умоляю вас о прощении. Я чуть не забыл, что нахожусь в Фезане, где подобные любезности имеют большое значение. – Казалось, его забавляет происходящее, и это еще больше ее рассердило.

Теперь, когда Джеана встала, она ясно видела его. У него были синие глаза, как у нее самой, столь же необычные среди ашаритов, как и среди киндатов. Волосы густые, вьющиеся на жаре. Он был очень дорого одет, на нескольких пальцах рук в перчатках сверкали кольца, а единственная серьга с жемчужиной, несомненно, стоила больше, чем земное имущество всех стоящих перед палаткой в очереди. Его пояс и рукоять меча также украшали драгоценные камни; даже в кожу его туфель было вшито несколько камней. «Щеголь, – подумала Джеана, – жеманный придворный щеголь из Картады».

Однако меч был настоящий, не символический, а взгляд его глаз, в которые она сейчас смотрела, был пугающе откровенным.

И мать, и отец учили Джеану проявлять уважение, когда оно было оправданным и заслуженным, и только в этом случае.

– Подобные «любезности», как вы предпочитаете называть простую учтивость, должны иметь в Картаде не меньшее значение, чем здесь, – ровным голосом ответила Джеана. Она убрала с глаз прядь волос тыльной стороной ладони. – Я принимаю на базаре до звона полуденных колоколов. Если вы действительно нуждаетесь в визите врача на дом, я сверюсь с назначенными на вторую половину дня визитами и посмотрю, когда я свободна.

Он вежливо покачал головой. Двое воинов-мувардийцев подошли к ним.

– Я уже сказал, что у нас нет на это времени. – Казалось, его что-то по-прежнему забавляет. – Возможно, мне следует добавить, что я нахожусь здесь не по причине собственной болезни, как ни приятно было бы любому мужчине отдать себя вашим заботам. – В очереди раздался тихий смех.

Джеане не было смешно. С подобными вещами она умела справляться и уже собиралась ответить, но картадец продолжил без паузы:

– Я только что из дома вашего пациента. Хусари ибн Муса болен. Он умоляет вас прийти к нему сегодня утром, до начала церемонии освящения в замке, чтобы ему не пришлось упустить возможность быть представленным принцу.

– О! – произнесла Джеана.

Ибн Муса постоянно страдал от камней в почках. Он был пациентом ее отца и одним из первых признал ее преемницей Исхака. Он был богат, мягок, как шелк, которым торговал, и питал слишком большое пристрастие к вкусной еде в ущерб своему здоровью. Еще он был добрым, на удивление простым в общении, умным, и его покровительство в начале ее карьеры сыграло огромную роль. Джеана любила его и беспокоилась о нем.

Учитывая его богатство, торговец шелками наверняка попал в список горожан, получивших почетное приглашение на встречу с принцем Картады. Положение отчасти прояснилось. Но не целиком.

– Почему он послал вас? Я знаю большинство его слуг.

– Но он не посылал меня, – с непринужденным изяществом возразил мужчина. – Я сам вызвался пойти. Он предупредил меня о вашем еженедельном приеме на базаре. Вы бы покинули эту палатку по просьбе слуги? Даже слуги, который вам знаком?

Джеана вынуждена была покачать головой.

– Только если бы речь шла о родах или о несчастном случае.

Картадец улыбнулся, сверкнув белыми зубами на фоне загорелого лица.

– Ибн Муса не собирается в данный момент рожать, хвала Ашару и священным звездам. С ним также не случилось никакого несчастья. Подобные его болезни вы лечили и прежде, насколько я понимаю. Он клянется, что больше никто в Фезане не знает, как облегчить его страдания. А сегодня, разумеется, день… исключительный. Может быть, вы согласитесь нарушить в этот единственный раз свой распорядок и позволите мне иметь честь проводить вас к нему?

Если бы он снова предложил ей кошелек, она бы отказалась. Если бы он не выглядел спокойным и очень серьезным, ожидая ответа, она бы отказалась. Если бы любой другой, а не Хусари ибн Муса просил ее прийти…