Luxuria (СИ)

С заходом солнца плач цикад поутих, а вместе с тем схлынул и зной. Легкий ветерок приятно освежал разгоряченную кожу. После прохладной ванной, которую для Гуми специально приготовила Томоми, ей стало намного лучше, так что она решила возобновить прерванный разговор.

Мегуми потрогала слегка влажные волосы и вошла в комнату. Под стопой предательски скрипнула доска, и Лен, сидящий у окна, повернул голову. А потом прижал палец к губам и кивнул в дальний угол комнаты. Гуми оглянулась, и губы сами собой сложились в улыбку. Сузу и Айрис сонно дышали в унисон, лежа на лоскутном одеяле совсем близко друг к другу.

— Видимо утомились играя за день, — прошептала Гуми, опускаясь на пол рядом с другом.

— После ванной всегда клонит в сон, — пожал плечами Лен, а потом нахмурился, когда маленькая женская ладонь коснулась его запястья. — Мегпоид?

— Лен, мне очень жаль, — чуть слышно произнесла она. — Я правда хотела приехать сразу же как узнала, но…

— Прекрати, — он осторожно высвободил руку. — Все уже в прошлом.

— Нет, Лен, — в её зеленых глазах стояли слезы. — Не для меня. Я так и не сумела попрощаться с ней, не смогла поддержать тебя, когда ты больше всего в этом нуждался. Какая я после этого подруга?

— Гуми, — Кагамине тяжело вздохнул. — Успокойся. Все в порядке.

— Лжец, — Мегуми судорожно вцепилась в край его хаори. — Я ведь вижу, что ничего не в порядке. Ты лишь притворяешься, хотя на самом деле раздавлен. Я поговорила с этой девушкой — Томоми. Она очень переживает за твое здоровье.

— Томоми всегда за что-то переживает, — буркнул Лен и прикрыл глаза. — Мегпоид, давай оставим этот разговор, прошу тебя.

— Ты боишься? Не хочешь ворошить прошлое, потому что это причинит тебе боль?

— Боль? — его голос упал до хриплого шепота. — Да что ты знаешь о боли, Мегпоид? Да, тебе было тяжело, но все обошлось, и теперь в твоей жизни все хорошо. Поэтому я не собираюсь омрачать твое счастье своим бессмысленным нытьем, уж прости.

В комнате повисла напряженная атмосфера. Гуми с трудом сдерживала слезы, видя как мелко дрожат его плечи, а стиснутые в кулаки ладони до хруста упираются в колени. Спустя несколько долгих минут, она протянула руку и осторожно накрыла его стиснутые пальцы.

— Лен, прошу не держи все в себе. Если тебе нужно выговориться, я готова принять это.

— Не могу, — он слабо покачал головой. — Знаешь, когда я учился играть на гитаре, отец говорил, что пальцы должны быть расслабленными, иначе струны не будут звучать так, как надо. Но после дед преподавал мне основы карате и бранил за то, что я слишком расслабляю руки. Если кулак не будет крепким, я не смогу защититься, а лишь наврежу себе. И его слова истинны. Если я отпущу кулак, то потом не смогу собрать себя воедино. А я должен быть целым.

— Или казаться таким, — сквозь слезы произнесла Гуми. — Но разве это жизнь, Лен?

— Нет, — он скупо улыбнулся и протянул руку к её щеке. — Но я существую, и мне этого достаточно.

Горячие пальцы осторожно стерли соленые дорожки слез, и Гуми поджала губы, стараясь не разревется еще сильнее.

— Ну вот, теперь сплетник-кун снова настучит на меня твоему баклажановому якудзе, — его губы тронула кривая улыбка. — Может дать им еще больше поводов для ревности?

— Ч-что? — Мегуми охнула, когда Лен невесомо прикоснулся к её щекам. — П-постой.

— Спасибо тебе, Мегуми, — сухие горячие губы коснулись её лба. — Спасибо, что приехала.

— А-га, — щеки девушки залил яркий румянец, а потом она поморщилась. — Ай…

— Что такое?

— Пинается, — ответила Гуми и осторожно прижала руку к животу. — Обычно он спокойный.

— Н-да, — Кагамине картинно вздохнул. — Кажется кто-то будет таким же ревнивым как и его папаша. Кстати, уже придумали имя?

— Пока нет, — Мегуми улыбнулась. — Думаю взять что-нибудь китайское.

— Хм, — Лен устало потянулся, а потом слегка приобнял подругу. — Мне кажется, что имя Рен звучит очень даже по-китайски.

— Возможно, — Гуми доверчиво привалилась к его плечу. — Но после такого тебе точно придется стать его дядей.

— А кто сказал, что я против?

Кагамине рассмеялся, а Мегуми прикрыла глаза, ощущая искреннюю радость и безмерное восхищение. Ведь даже после такой страшной потери, её друг остался собой.