Читаем Лурд полностью

— Месяц тому назад, — продолжала Марта, — я узнала, что Изидор вернулся совсем больным из жарких стран, куда ездил миссионером… И вот, когда я пошла с ним повидаться, он мне сказал, что умрет, если не попадет в Лурд, но это для него невозможно, потому что ему не с кем ехать… Я накопила восемьдесят франков и, бросив место, приехала с ним сюда… Видите ли, сударыня, я люблю его за то, что в детстве он приносил мне из сада кюре смородину, а другие братья меня били.

Марта снова замолчала; лицо ее вспухло от горя, но глаза, покрасневшие от бессонных ночей, были сухи. Она бессвязно лепетала:

— Посмотрите на него, сударыня! Какая жалость!.. Боже мой, какой он худой, поглядите на его подбородок, лицо…

Действительно, зрелище было грустное. Лицо у брата Изидора, покрытое предсмертным потом, было желтое, землистое.

Из-под одеяла виднелись только сложенные руки да лицо, обрамленное редкими волосами; и если восковые руки были, как у покойника, если черты узкого лица были неподвижны, то глаза жили и горели неизъяснимой любовью, преображая его, придавая ему сходство с умирающим, распятым Христом. Низкий лоб недалекого, покорного судьбе крестьянина представлял резкий контраст с величественной красотой этой человеческой маски, на которую смерть уже наложила печать, маски, просветленной страданием в последний свой час. В нем еле теплилась жизнь, но взгляд его излучал свет.

С тех пор как его принесли сюда, брат Изидор не спускал глаз со статуи святой девы, для него больше ничего не существовало. Он не видел огромной толпы, не слышал неистовых криков священников, приводивших в трепет возбужденных людей. Лишь глаза его продолжали жить, горя безмерной нежностью, и они были устремлены на святую деву, от которой им не суждено было оторваться. Глаза эти впивались в нее с единственным желанием исчезнуть, угаснуть, слившись с ней. На секунду он приоткрыл рот, неизъяснимое блаженство разлилось по его лицу, и он остался недвижим, лишь широко раскрытые глаза пристально глядели на белую статую.

Прошло несколько минут. Марта почувствовала, как ледяной холод пронизал ее до корней волос.

— Посмотрите, сударыня, посмотрите!

Испуганная г-жа Сабатье притворилась, будто не понимает ее.

— Что, голубушка?

— Посмотрите на моего брата!.. Он больше не шевелится. Он раскрыл рот и больше не шевелится.

И вдруг обеим стало страшно, они поняли, что он умер. Он скончался без предсмертного хрипа, без вздоха, как будто жизнь ушла из его больших глаз, исполненных любви, горящих страстью. Он умер, глядя на святую деву с несравненной нежностью, и даже мертвый продолжал глядеть на нее.

— Постарайтесь закрыть ему глаза, — шепнула г-жа Сабатье, — тогда мы узнаем наверное.

Марта поднялась и, нагнувшись, чтобы ее не видели, стала дрожащими пальцами закрывать брату глаза. Но они снова открывались и упорно глядели на статую святой девы. Он умер, и Марте пришлось оставить глаза его открытыми, словно погруженными в вечный экстаз.

— Ах, все кончено, все кончено, сударыня, — пробормотала она.

Две слезы скатились по щекам Марты из-под тяжелых век, а г-жа Сабатье схватила ее за руку, чтобы заставить замолчать. Соседи стали шептаться, забеспокоились. Что было делать? Нельзя вынести тело в такой толчее во время молитв, не вызвав переполоха. Лучше всего оставить его тут в ожидании благоприятного момента. Покойник никому не мешал и, казалось, был таким же, что и десять минут назад, — его пламенные глаза как будто жили и взывали к божественной любви святой девы.

Только несколько человек из ближайших соседей знали о случившемся. Г-н Сабатье испуганно спросил жену взглядом и, получив немой ответ, продолжал молиться, бледнея при мысли о таинственной силе, посылающей смерть, когда ее молят о жизни. Виньероны, необыкновенно любопытные, шептались, словно речь шла об уличном происшествии, несчастном случае, о котором рассказывал иногда отец, придя из министерства, и которое весь вечер занимало семью. Г-жа Жуссер обернулась, шепнула два слова на ухо г-ну Дьелафе, но оба тотчас же снова вернулись к горестному созерцанию своей дорогой больной, а аббат Жюден, которому Виньерон успел шепнуть о случившемся, встал на колени и начал тихим голосом, взволнованно читать заупокойные молитвы. Разве не был святым этот миссионер, страдавший от смертельной язвы на боку, вернувшийся из стран с убийственным климатом, чтобы умереть здесь, у ног улыбающейся святой девы? Г-жа Маэ стала молить о такой же спокойной смерти, если бог не захочет вернуть ей мужа.

Но тут голос отца Массиаса зазвучал еще громче, со страшной силой отчаяния, и оборвался рыданием:

— Иисус, сын Давидов, я гибну, спаси меня! И толпа зарыдала вслед за ним:

— Иисус, сын Давидов, я гибну, спаси меня!

Раз за разом мольба становилась все громче, толпа все громче взывала, изливая безысходное человеческое горе:

— Иисус, сын Давидов, сжалься над немощными чадами своими!

— Иисус, сын Давидов, сжалься над немощными чадами своими!

— Иисус, сын Давидов, исцели их, и да живут они!

Перейти на страницу:

Похожие книги