Луноликой матери девы

Мне хотелось говорить с отцом еще, но он похлопал Учкту по холке, давая знать о конце разговора, и отъехал. Парни и девы уже готовились состязаться в стрельбе из лука, дети до посвященья — в беге и метании дротиков, взрослые воины — в борьбе. Скачки еще не наступили, и я поехала смотреть на стрельбу.

Глава 16 Скачки

Стрельбище — это ровная площадка длиной в две сотни шагов. В конце ее ставят фигуру из соломы и хвороста — всадника на коне в полный рост. На нем красным помечены точки: глаза, бок, бедро, шея, круп у коня, нос. Сперва стреляют сбоку, по пять человек. Кто выстрелит лучше, будет стрелять снова, когда поставят фигуру лицом. Точек для попадания сразу становится меньше. Тогда тоже стреляют впятером — те, кто уже победил в первой стрельбе. Наконец остаются не больше пяти человек и стреляют с коня. Все они получают ведро хмельного молока, а самый меткий — жирного барана и колчан со стрелами.

Когда я подъехала, несколько пятерок уже отстреляли, и те юноши и девы, кто хотел участвовать, толпились возле двоих парней, они раздавали кусочки синей нити, участники повязывали ее на плечо. Когда нить в мотке заканчивалась, больше не брали участников.

Мои девы, спешившись, стояли возле изгороди и обсуждали, как стрелять вернее.

— Ветер боковой, — говорила Ильдаза. — Того гляди снесет. Ты видела, как Тиратка метила? С плеча, потому и попала.

— Она попала, потому что лук боевой взяла, — отвечала Согдай. — У такого лука тетива, что меч. Любой ветер на стрелу насадит.

— Да, лук охотничий сейчас слаб, — кивнула Ильдаза. — Не у всех, конечно. У Зонара, говорят, на охоте лук сильней, чем у другого воина. Он два года назад один из всех попасть мог, когда ветер в лицо дул. У некоторых стрелы не долетали до истукана, а он у коня морду в щепки разнес. Вот какой у него лук! Но раз в этом году не будет Зонара, так и смотреть нечего.

— Я не думала, что охотники могут участвовать в стрельбе, — подала голос Очи.

— Отчего нет?

— Они же всегда с луком, не как пастухи. Зачем им лишнюю цель искать?

— Плохо ты о пастухах мыслишь, — фыркнула Ильдаза. — Они тоже без лука не ходят. У нас все воины, что охотники, что пастухи. Потому и стрелять могут все.

— Раз все равны, я пойду, — сказала вдруг Очи.

— Тебе не стоит, — вставила я слово.

— Отчего же? Чем я хуже?

— Ты не как все, ты посвящена Луноликой.

— Те! Я охотник, а не Луноликой матери дева пока. Я еще своего не сказала слова.

И, не слушая меня, шмыгнула в толпу и стала ждать своей очереди за синей нитью.

Отстреляли еще три пятерки. Очишка мялась, ее оттесняли более рослые и крепкие воины, она же упрямо продолжала ждать.

— Не переживай, царевна, — с насмешкой сказала Ильдаза. — Ей хочется доказать, что она его во всем лучше.

— Зачем тебе разжигать ее?

— Те, разве это я? Все в ней самой!

— Тебе приятно видеть в них соперников?

— А ты думаешь, не так у них? Да она для него сразу была как дичь. Так и будет дичью, и ничем больше.

— Сколько в тебе злобы, Ильдаза, — я сказала тихо, но она была уже свирепая, и эти слова ее хлестнули, как плетка.

Вспыхнув, она вскочила на лошадь и ускакала.

Мы вдвоем остались с Согдайкой и видели, как в последней пятерке прошла Очи на площадку и была лучшей, попав в нос коню. И потом в последней пятерке она была и тоже выиграла, попав метко в шею истукана. Наконец осталось восемь человек, и они стреляли по очереди, чтобы выбрать пятерых для конного стрельбища. Мы кричали Очи и хлопали, но тут из-за холма затрубили сбор на скачки, и я заспешила.

Круг для скачек был в дальнем конце долины. Там отводили две дороги: одна прямая и ровная, на ней скорость коня проверяли. Это небольшой круг, по нему пять раз проехать надо. Вторая — сложная и неровная, там ямы вырыты, местами земля вспахана, ветки лежат — все, чтобы ловкость и зоркость всадника проверить да ум лошади. Хорошая лошадь через все препятствия легко пронесет. Эту дорогу один раз пройти достаточно. Кто же первым придет, тот и победитель. Ему дарят молочную корову и мед, а еще разрешают свести кобылицу из его табуна с жеребцом из царского. Двум другим, кто за ним сразу придет, дают по овце.

У начала дороги уже толпились люди. Старшие, кто не первый раз участвовал, стояли спокойно. Первогодки и второгодки от посвящения шумели, боялись, что им не достанется красной нити, которая давалась участникам. Раздавали их Талай и Ануй, смехач на сборах у Антулы. Они сидели в развилке большого дерева, выше всех конных, шутили, иных заставляли подпрыгивать в седле, чтобы достать протянутую нить. Увидев нас с Согдай, Ануй закричал:

— Какие гости на нашем празднике! Легок ли ветер, царевна? Хорошо ли скачется Луноликой матери девам? Вот как раз две веревочки для вас приготовил, все ждал, когда придете.

Он показал на две шерстяные ниточки на ветке рядом с собой. Люди закричали, отчего все ждут своей очереди, а нас очередь сама ждет. Тогда Талай успокоил их, заверив, что Ануй шутит, а веревочки они отложили для самих себя.