Лунный зверь

Раздался грохот, едва не заставивший О-ха вскочить. Лисы ощутили сильный запах пороха. Какой-то человек, догадавшись, что беглецы прячутся поблизости, выстрелил, надеясь их вспугнуть. Хитрость его чуть было не сработала. Вдруг рельсы загудели, завибрировали. О-ха не понимала, что происходит, но ее охватила паника.

— Не двигайся, — прошептал Камио. — Главное, опусти пониже голову. Все будет в порядке, поверь мне. Сейчас поезд пройдет над нами. Это не страшно, я так уже делал. Много раз делал. Мы останемся целы-невредимы. Только лежи тихо, тихо…

Голос его был мягок и нежен, но О-ха чувствовала, как сквозь успокоительные слова прорывался испуг.

Гул все усиливался. Тяжелая железная машина с бешеной скоростью надвигалась на лис. О-ха не сомневалась — для них обоих смертный час пришел. «Почему же Камио не делает попытки спастись?» — с отчаянием думала она. Но она доверяла ему и, раз он не двигался, тоже замерла, опустив голову на лапы.

Пронзительный лязг металла резал ей уши. Со всех сторон ее окружала сталь, которая скрежетала, визжала и вопила, точно живая. Земля под лисицей ходила ходуном, мелкие камешки дребезжали и, подскакивая, ударяли ее по макушке. Тело О-ха оставалось невредимым, но ей чудилось — она умирает, страшная тяжесть давила ее, и казалось, пытка эта не кончится никогда. Вдруг в глаза ей ударил солнечный свет, грохот растаял вдали, лишь в ушах у О-ха по-прежнему звенело, а в груди было пусто, словно сердце ее унеслось вместе с поездом и теперь мчалось через поля и леса.

Лисы долго лежали, не шевелясь. Наконец О-ха прошептала:

— Камио?

Ответа не последовало. «Вдруг он умер, не выдержав ужаса?» — мелькнуло у нее в голове. Но тут он открыл глаза и произнес:

— Это длилось немного дольше, чем я ожидал.

Завывай свистел над лисами, ероша их мех. О-ха с облегчением осознала, что все человеческие звуки и запахи исчезли. Она села и огляделась вокруг:

— Пойдем, чего разлегся. Люди убрались. И нам нечего здесь оставаться.

— Пойдем, — согласился Камио. — Сильное впечатление, правда? Я имею в виду поезд.

Она взглянула на него, оторопев от изумления:

— А разве ты… разве ты тоже делал это в первый раз? Ты же сказал…

Он покачал головой:

— Ну, не то чтобы совсем в первый. Однажды я уже пытался, но в последний момент струхнул и выскочил из-под самых колес. Чудом остался жив. Но мой приятель, городской лис, который каждый день так развлекался, сказал, что ничего опасного тут нет, надо только не двигаться и пониже опустить голову. Я так за тебя боялся. Боялся, что ты не совладаешь со страхом. Но ты держалась молодцом. Просто удивительно. Послушай, может, ты сама делала это не в первый раз?

— Да я ни разу в жизни к железной дороге и близко не подходила. Так, значит, — снисходительно уточнила лисица, — в первый раз ты испугался и вскочил?

— К стыду своему, да. Я чуть не умер от страха.

— Надо же, — проронила она. — А я ничего. Было даже любопытно. Думаю, мне было спокойнее, оттого что ты рядом, — великодушно добавила она. — Я ведь считала, раз ты сам все это испытал, мне бояться нечего.

— Отирался бывалый железнодорожный лис, который множество раз лежал под поездами. Но все же я испугался и вскочил. Нет, в смелости мне с тобой не тягаться.

Камио так щедро расточал похвалы, что О-ха почувствовала легкий укол совести.

— По правде сказать, я тоже жутко испугалась, — призналась она.

— Еще бы. Только чокнутый не испугался бы, когда вокруг творится такое. Но ты не подчинилась страху, не дала ему лишить тебя рассудка, вот что главное. Ладно, пора идти отсюда. Охотники могут вернуться. Как ты считаешь, в какую сторону нам двинуть?

— Пойдем в сторону солнца. Будем держаться вдоль путей, пока не доберемся до болот в устье реки. Укромнее места не придумаешь. Там и переждем, пока переполох в городе закончится.

И лисы затрусили под насыпью; носы и уши оба держали начеку, чтобы не пропустить звуков и запахов, предупреждающих о близости человека. К полудню они дошли до каменной гряды, за которой начинались заболоченные равнины, изрезанные бухтами. Тут они оставили пути. Пока они двигались вдоль железной дороги, мимо промчалось несколько поездов, и каждый раз О-ха содрогалась при мысли, что подобная махина могла растерзать ее тело.