Лунный нетопырь

Она и без того торопилась: безошибочно находя дорогу, выбежала в срединный проход, освещенный заметно тусклее и оглашаемый только звоном неистребимых чуть ли не на всех планетах Вселенной цикад. Коридорчик, по которому вчера уходили налево маггиры, был и вовсе затененным (опоздала, все разошлись, ищи теперь хозяев по всем закоулкам!), но она, не сдерживая шага, упрямо двигалась дальше, выставив перед собой руку и досадуя, что не догадалась обломать какую-нибудь светящуюся ветку. Внезапно ее пальцы натолкнулись на гладкую поверхность. Тупик?

Нет. И — да пребудет с тобой удача!

Не раздумывая больше, она толкнула посильнее, и беззвучно распахнулась невидимая дверь.

Она бессознательно приготовилась к тому, что после волшебного сада она увидит здесь нечто и вовсе непредсказуемое, сказочное в самом невероятном смысле этого слова, но чтобы такое…

Впрочем, именно такое она уже видала, и не где-нибудь, а во дворце собственного батюшки-короля. Там недалеко от пышно убранного зала, где собиралась на Высший Совет вся избранная знать королевства, имелся небольшой зальчик с многозначительным прозвищем «разгон», откуда приглашенные как правило выползали с видом пришибленным, в поту и красных пятнах. Юная принцесса как-то сунула туда свой любопытный носик, но увидела только на возвышении короткий мраморный стол, от середины которого отходил другой, пониже и много длиннее, крытый голой доской. Под стать царственному мрамору было возле него и разлапистое парчовое кресло, контрастировавшего с простыми табуретами, примостившимися возле дощатого отростка.

Здесь же для полного сходства не хватало только мрамора — мебель и стены были из гладко обструганного дерева, серебрящегося под лунным светом, потому что потолка здесь не было вовсе; на столе стаканы соседствовали с чернильницами, бережливо нарезанные листочки бумаги — с наполовину опустошенными тарелками. И вдоль длинного стола так же понуро сидели донельзя усталые люди в одинаковых серебристых безрукавках на голое тело. Но Горона среди них не было.

А за председательским столом восседала взъерошенная длинношерстная обезьяна.

— Если мы допустим смешанное правление на паритетных началах… — повис в воздухе обрывок чьей-то фразы, но тут обезьяна заверещала, и все, обернувшись, уставились на вошедшую.

Она вдохнула побольше пряного воздуха, чтобы произнести заранее заготовленную приветственную речь, но резкий хлопок в ладоши помешал ей.

— Браво! — воскликнул сидевший ближе всего к ней владелец щегольски закрученных усиков; все остальное пространство на лице занимал нос, глядеть на который одновременно так и тянуло — и очень не хотелось. — Браво, ён-Пакуё, гы как всегда выиграл. Горон убрался обратно к этим пещерным, оставив-таки нам подкидыша.

Тот, к кому обращались, потянул к себе высокий стакан с водой, поморщился:

— И я, как всегда, огорчен своей правотой. Я предпочел бы, чтобы это был мальчик, и притом не такой тупой.

В комнате повисло какое-то странное, сосредоточенное молчание, сгустившее воздух до осязаемой духоты.

— Увы, — спустя некоторое время проговорил один из старцев, обращаясь к обезьяне. — Она так и не приняла ни одного мысленного приказа. Я полагаю, надо побыстрее вернуть ее нашим варварам. И благодарность излишня.

— Ну, если вы такие привередливые, то я заберу ее себе, — раздался уже знакомый юношеский голос, и она только сейчас заметила давешнего утконосого посланца, который сидел на коленях у бородача с физиономией людоеда.

Ну, твое время настало.

Мона Сэниа и сама почувствовала, что это недоразумение пора кончать.

— Весьма сожалею, что огорчила вас своей невосприимчивостью, — проговорила она чуть насмешливо. — Но каждому свое. Горон не оставлял меня, я пришла сюда по собственной воле, и вам придется принять меня такой, какая я есть.

Воцарилось молчание, на сей раз — ошеломленное. Черные небеса, они ведь все поголовно — кудесники, так они что, не понимают, что перед ними такое же разумное существо, как и они сами?

— Да вышвырните ее кто-нибудь! — завопил фальцетом ён-Пакуё, медленно подымаясь. — А не то я…

— Ну и что — ты? Что — ты, скажи на милость? — сорвался кто-то и вовсе на базарный тон. — Вот ты и с Гороном так: «Я, я…» А потом как всегда…

— Попрошу тебя, тай-Тоё! — оборвал его голос, удивительно похожий на отцовский, одновременно тусклый и невыносимый, точно скрежет кинжала по оловянной тарелке.

— Да уймитесь вы! — загрохотал «людоед», стряхивая с колен мальчишку. — Все равно вы оба не можете вот так…

Он хлопнул по столу мясистой ладонью, и тут же из-за верхней кромки стен выметнулись ветви, звенящие металлической листвой, изогнулись, сплелись в непроницаемый свод; в разом упавшей темноте теперь видна была только пухлая ладонь, омываемая возгорающимся пламенем.

— Давай, давай, ёр-Роёр! — подзуживал из темноты мальчишка. — Уж ты-то покажешь!