Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Теперь меня не интересовали никакие раскрытые двери. Даже за все сокровища мира я бы не двинулась с места. Тарелка в руках Графтона задрожала, голос зазвенел, как струна, готовая лопнуть, но девушка не распознала тревожных признаков. С ее лица исчезло испуганное выражение, она опустила руки и теперь крутила подол платья, насупленно глядя на Графтона, готовая обороняться. Позже я так и не могла припомнить, в какой именно момент этой торопливой, на первый взгляд ничего не значащей перепалки поняла, что они говорят уже не обо мне, а о тетушке Гарриет.

– Спокойной и доброй! – без всякого выражения передразнил ее доктор Графтон. – Все понятно. Боже мой, а я-то и не догадывался, отчего она болеет. Теперь понимаю… И это происходило каждый раз, когда я куда-нибудь уезжал?

– Не каждый. Только иногда, когда с ней бывало особенно трудно. Ох, да было бы из-за чего шум поднимать, вреда-то ей никакого не было! Вы знаете, как хорошо я за ней ухаживала! Знаете, как работала, как ходила за ней все эти месяцы, как она звонком вызывала меня и днем и ночью, и мне нельзя было уставать, я всегда была готова бежать то за тем, то за этим, готовить самые лучшие блюда… Но я не хотела ей навредить, вы сами знаете! Я давала ей только каплю или две, а потом, пока она болела, ухаживала за ней, а когда все кончалось, она несколько дней была тихой.

– И горячо благодарила тебя за заботу. О да, конечно. Ты умная девочка, Халида. Именно в такой период покоя она и подарила тебе рубиновый перстень? Да? Что еще она тебе дала?

– Многое! И она в самом деле хотела, чтобы эти вещи были моими! Она сама так говорила! Она сама дарила мне подарки, за то, что я о ней заботилась! Вы их у меня не отберете… не посмеете, потому что я отдала их отцу и брату, они хранятся у них! А когда я стану английской леди…

– Ты убила старуху! – процедил Графтон сквозь зубы. – Неужели до сих пор не поняла, тупая грязная сука?

– Я не убивала! – Голос Халиды звенел от ярости. – Как вы можете говорить такую чушь? Я же сказала, это было всего лишь лекарство, я взяла его в сундуке, который Джон держит у себя в комнате, – помните, тот ящик с лекарствами, который муж леди Гарриет брал с собой в экспедиции…

– Этот склад доисторического барахла? Бог знает что могло в нем храниться! Ты хочешь сказать, что Джон обо всем знал?

– Нет, говорю же вам, я сама его взяла! Но сначала спросила у Джона, что это такое. Если бы я не знала, что это безопасно, ни за что не подлила бы его старой леди! Это был не яд! Он говорил, это слабительное, делается из семян какого-то растения… ага, молочая. Я запомнила потому, что звучит похоже на «молоко», и…

Графтон принюхивался к тарелке супа и вдруг вдохнул всей грудью, словно ему не хватало воздуха.

– Вот оно что! Семя молочая! Боже мой! Это кротоновое масло, и я сомневаюсь, что покойный Бойд в последние пятьдесят лет хоть раз доставал его из сундука, разве что для лечения верблюдов! «Одна-две капли»! Хорошенькое дело! Двадцать капель могут убить здоровую лошадь! А ты давала эту дрянь больной женщине, старухе…

– Это ей не повредило! Сами знаете, что не повредило! Я давала ей это три раза, и ей делалось лучше…

– А в последний раз, – тихо произнес Генри Графтон, и натянутая струна в его голосе задрожала, – за три недели до того у нее случился приступ коронарной недостаточности. Сердце старушки не выдержало, и она умерла… а если бы ты держала свои грязные пальцы подальше от лакомых кусочков, она и поныне была бы жива, и у нас на шее не висели бы ее проклятые родственнички, и мы бы провернули дело без сучка без задоринки, заработали бы целое состояние и успели бы к следующему урожаю наварить еще одно. А ты… ты…

В припадке слепой ярости Графтон швырнул тарелку с супом прямо в лицо Халиде.

Суп давно остыл, однако жирная липкая масса выплеснулась прямо в глаза девушки. А тарелка разбилась. Очевидно, она была сделана из тонкого фарфора, ибо раскололась не о коробки у нее за спиной, а прямо о ее скулу. На мгновение повисла ужасающая тишина, потом девушка завизжала, но тотчас захлебнулась собственным криком – тягучая жидкость захлестнула ей рот, забила горло. Кашляя и задыхаясь, она согнулась пополам. Вязким ручейком по щекам заструилась кровь, смешиваясь с тошнотворной зеленоватой суповой слизью.

Графтон замахнулся на девушку. Я протестующе завопила, ринулась вперед и схватила его за руку.

– Хватит! Не трогайте ее!

Он рванулся, пытаясь высвободиться, и при этом так сильно толкнул меня плечом, что я отлетела назад, сшибла поднос и чуть не упала на пол. Лицо его чудовищно раскраснелось, дыхание с хрипом клокотало в горле. Не знаю, ударил бы он ее еще раз или нет, но тут в ее руке что-то сверкнуло, девушка отскочила от стены ящиков и, как разъяренная кошка, выставив вперед скрюченные пальцы и остро наточенный кинжал, ринулась на Графтона, целясь ему в лицо.