Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]

Закончив развозить козье молоко, я направился домой и по дороге встретил старого Моисея Самуэльса, еврея. Он зарабатывал себе на жизнь, причем, довольно скудную, дублением кож. Он был отличным дубильщиком, но так как практически всякий знал, как дубить кожу, у него почти не было заказчиков; иногда, правда, калкары приносили ему кожи для дубления. Они совершенно не знали, как делать полезные вещи, потому что происходили от долгой линии самых тупых и неграмотных существ на Луне и в тот момент, когда получили немного власти, они не могли даже поддерживать ремесло своих отцов, которому когда-то обучились; так что через одно или два поколения они могли жить только чужим трудом. Они ничего не производили, они стали самым отвратительным классом паразитов, которых когда-либо порождал мир.

Богатые «непроизводители» давних времен были благословением для мира по сравнению с этими, потому что у них хотя бы были ум и воображение — они могли приказывать остальным и могли привить своим отпрыскам достаточно ума, чтобы это могло поддерживать культуру, прогресс и счастье, в котором так нуждался мир.

Калкары заказывали Самуэльсу дубить шкуры, и если бы они еще платили за это, то старый еврей купался бы в золоте; но они не платили ему вообще, или платили бумажными деньгами. Как говорил Самуэльс, те даже горели плохо.

— Доброе утро, Джулиан, — сказал он, когда мы повстречались. — Мне скоро понадобятся новые шкуры для нового командира Каш гвардии, который слышал о старом Самуэльсе и который заказал мне пять шкур, выдубленных самым лучшим образом. Ты видел этого Ор-тиса, Джулиан? — он понизил голос.

Я отрицательно покачал головой.

— Да поможет нам небо! — прошептал старик. — Да поможет нам небо!..

— Неужели так плохо, Моисей? — спросил я.

Старик всплеснул руками.

— Плохие времена впереди, сынок, — сказал он. — Старый Самуэльс знает этих типов. Он не лентяй, как прошлый комендант, и он более жестокий и жадный; а теперь вернемся к шкурам. Я не заплатил тебе за последние — они платят мне за них бумажными деньгами; но ведь я не могу предлагать своему другу прошлогодний снег. Может быть, я не смогу заплатить тебе и за новые шкуры долгое время, все зависит от того, как этот Ор-тис заплатит мне. Иногда они либералы — особенно когда речь идет о чужой собственности; но если он полукровка, как я слышал, то должен просто ненавидеть евреев, и я не получу ничего. Как бы то ни было, будь он чистым калкаром — все могло бы быть иначе — чистокровные калкары не ненавидят евреев больше остальных землян, хотя всякий еврей ненавидит калкаров.

Этой ночью мы впервые повстречались с Ор-тисом. Он прибыл самолично; я расскажу, как это произошло. После ужина я отправился к Джиму. Хуана ждала меня у низкой двери. Она выглядела отдохнувшей и почти счастливой. Выражение загнанной дичи исчезло из ее глаз, и она улыбнулась, когда я появился. Был почти закат — весной вечера короткие; но воздух был теплым, и мы стояли у домика и разговаривали.

Я пересказывал сплетни нашего района, услышанные во время дневной работы — Двадцать Четыре подняли местные цены на продукты. Женщина Эндрью Уайта родила двойню — девочку и мальчика; но девочка умерла; нет нужды говорить, отчего умирало большинство девочек в самом раннем возрасте. Соор сказал, что будет обкладывать нас налогами до тех пор, пока мы не умрем от голода — приятный парень этот Соор… Один из Каш гвардии взял Нелли Леви… Хоффмейер сказал, что следующей зимой мы будем больше платить за уголь… Деннис Корриган был сослан на десять лет на шахты, потому что был пойман за чтением по ночам… — и все они были одинаковы, наши слухи, все мрачнее и мрачнее, печальные или трагические; но ведь вся жизнь была для нас трагедией.

— Какая глупость с их стороны поднимать налоги на продукцию, — заметила Хуана, — их отцы прикончили заводы и фабрики, а сейчас они хотят прикончить сельское хозяйство.

— Чем раньше они это сделают, тем будет лучше для всего мира, — ответил я. — Когда они доведут всех фермеров до голодной смерти, они сами умрут с голода.

Затем внезапно она вернулась к разговору о Деннисе Корригане.

— Было бы милосерднее убить его, — сказала она.

— Вот поэтому они этого и не сделали, — ответил я.

— Вы всегда торгуете по ночам? — спросила она и прежде, чем я успел ответить, добавила: — Не отвечай. Мне не следовало спрашивать. Но я надеюсь, что ты не занимаешься этим, ведь это так опасно — и торговцев почти всегда ловят.

Я рассмеялся.

— Далеко не всегда, — сказал я, — или большинство из нас давным-давно бы работало на шахтах. Мы не проживем другим путем. Проклятые налоги нечестные — они всегда были подлыми, и самые крепкие рухнули, пытаясь справиться с ними.

— Но шахты такие ужасные! — воскликнула она, содрогаясь.

— Да, — ответил я, — шахты ужасные. И я скорее умру, чем отправлюсь туда.