Лунные капли во флаконе

   Амелия послушно потянулась к флакону с ароматической уксусной кислотой, не отдавая себе отчета, что делает и зачем. Склянки с маслами и розовой водой двоились в глазах, и больших усилий стоило сосредоточиться и вспомнить, в какую из них налит уксус. Из-за дрожи в руках она едва не уронила тяжелую стеклянную пробку, а пара капель все же разлилась на стол. Однако это действительно помогло, и комната вокруг перестала вращаться. Девушка устало потерла глаза и сделала несколько глубоких вздохов. На мгновение ей показалось, что, когда она откроет глаза, никакого привидения не будет, а мир станет таким же обыденным и привычным, каким был до сегодняшнего дня. Хватаясь за эту мысль, как за спасительную соломинку, она резко распахнула глаза, но видение не покинуло ее.

   Элинор наблюдала за ней, чуть склонив голову на бок и прищурившись.

   - Сколько тебе лет?

   - Ч-чт...

   - Я спросила, сколько тебе лет! - раздраженно повторила она.

   - Семнадцать.

   - Семнадцать, - женщина попробовала это слово на язык. - Какой прекрасный возраст. Неужели в свои семнадцать я была таким же глупым и беспомощным созданием? Вот уж вряд ли!

   Она мечтательно улыбнулась своим мыслям и вновь исчезла. Внезапно поднявшийся порыв ветра развеял туман, из которого она была соткана, перенес его ближе к Амелии, и вот уже он окружил ее, завертел в водовороте, поднял к небу и бросил на землю. В этой дымке комната медленно менялась, становилась светлее, просторнее, по полу вдруг застелились ковры, да и мебель вдруг стала другой, незнакомой. Стены расступились и взмыли ввысь. Девушка попыталась отогнать от себя это видение, но оно становилось все реальнее и ярче.

   ... Посредине комнаты у высокого зеркала в человеческий рост стоит молодая девушка. Она едва ли старше Амелии, но возраст - единственное, что их объединяет. На девушке старинное платье с высокой талией - такие не носят вот уже больше полувека, а быть может, и дольше. Его палево-розовый цвет чудесно оттеняет ее светлую кожу и легкий румянец на щеках; темные волосы завиты в локоны и убраны в высокую прическу, только несколько прядей выбивается из нее и спадает на лоб. Она откидывает их небрежным жестом и довольно улыбается своему отражению в зеркале. По одной только этой улыбке можно узнать Элинор, уверенную в себе, капризную, насмешливую. Она кажется моложе, чем обычно, черты ее лица более мягкие, почти детские, фигура тоже принадлежит скорее совсем молоденькой девушке, нежели женщине, и отличается благородной осанкой; а в движениях еще чувствуется угловатость и резкость, не свойственные взрослым дамам.

   Девушка оглаживает складки, созданные множеством слоев невесомой ткани, и кружится вокруг себя. На расписной ширме позади нее висит несколько отрезов разных цветов; их отвергли еще в прошлые примерки. Около нее суетятся сразу несколько служанок: одна проворно оправляет длинный кружевной шлейф, другая помогает натянуть шелковые перчатки и застегнуть множество мелких перламутровых пуговичек, третья достает жемчуга из шкатулки.

   - Ты самая красивая девушка среди всех дебютанток, моя дорогая, - высокая женщина средних лет ласково гладит ее по плечу.

   - Я знаю, мама, - смеется она и, чуть приподняв подол платья, делает шутливый реверанс.

   На ее шее мягко переливаются молочно-белые жемчуга, волосы украшает лента с еще несколькими крупными перлами, но ярче всего сверкают ее глаза. Она предвкушает, как будет кружить в танце по огромной зале, как раскраснеются ее щечки и быстро-быстро забьется сердце, как мужчины будут оглядываться на нее и восхищаться ею. Юная Элинор поправляет украшение в волосах и вновь улыбается зеркалу: это будет вечер ее триумфа!

   Видение исчезло так же быстро, как и появилось, и Амелия снова обнаружила себя в полутьме своей собственной комнаты.

   - Я видела нечто странное, - пробормотала она. - Что это было?

   - Это называется жизнь, mignonnet, - Элинор словно никуда и не исчезала. - В семнадцать лет я попала на свой первый бал в Лондоне. О, как сладки эти воспоминания! Я танцевала до самого рассвета и стерла несколько пар туфелек, но совершенно не чувствовала усталости, опьяненная музыкой сильнее, чем шампанским. Почему я обречена вечно слоняться в стенах этого разваливающего мрачного дома, а не танцевать полонезы с прекрасными кавалерами, которых было не счесть в тот день?

   Она замолчала и с мечтательной полуулыбкой отвернулась к окну. Кто знает, что она увидела в отражении на стекле? Не своих ли кавалеров, чьи внуки уже стали взрослыми мужчинами, а сами они давно гниют в земле?

   - Ты завидуешь мне? - задумчивые нотки в ее голосе исчезли так же быстро, как и появились, и тон вновь стал резким и пренебрежительным. - Я знаю, что завидуешь! В твоей жизни никогда не было ничего подобного, она пуста и напрасна. Был ли хоть один день, который ты могла бы вспомнить?

   Она говорила жестокие... и правдивые вещи, отчего хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать их. Амелия замотала головой, но призрак будто и не заметил этого.