Лунные часы

А Петрова очень быстро сориентировалась и велела, чтоб я вышел и поглядел, не прилепили ли Сидоровские парни к нашему днищу бомбу - сейчас так заведено, о чем она прочла в прессе, пока я выяснял, кто мы и что мы. И сказала, что мы попали в самое что ни на есть буржуйское царство, а вовсе не домой. Тогда я возразил: - как же не домой, вон у нее в руках "Комсомолка" и "Московский комсомолец", а Петрова эти газеты даже мне проглядеть не дала, сказав, что их не то что пионерам и комсомольцам, но последним хулиганам стыдно в руки брать. Что она обещала моей мама за мной присматривать, кроме того, раз я теперь еще и ее муж, она тем более не разрешит мне читать гадости, которые всякие больные психи пишут на стенах в туалетах. И что, конечно же, не может быть, что мы в нашей стране - это опять обман и проделки Кривды. И надо поскорей отсюда выбираться.

Я возразил, что не могла же сама Правда нам наврать и не туда отправить. Мы ехали по разгульному размалеванному городу, так похожему и непохожему на нашу Москву, и шикарный Опель сам вез меня, подмигивая огоньками панели, - мне даже показалось, что мы узнали друг друга по городу Вещей. И другие, обгоняющие нас машины, будто радовались при виде меня, приветствовали. Мне стало страшно, хоть и я виду не показывал. И названия улиц были, как тогда, при капиталистах, и выглядели, как какой-нибудь ихний Бродвей.

Попытались мы позвонить домой по нашим телефонам - мне ответили, что никакие Качалкины здесь не проживают, а номер Петровой вообще не откликнулся.

Опель подкатил нас к подъезду шикарного то ли ресторана, то ли гостиницы. Подскочили наши бритоголовые телохранители, сказав, что они в курсе нашей с Сидоровым разборки - разведка донесла, и что разве можно было так неосторожно заезжать в неохраняемый переулок? Нас с угодливыми улыбочками и поклонами, как в какой-нибудь пьесе про купцов, проводили в зал, где такие же, как мы, разодетые буржуи, прохаживались, выхваляясь друг перед другом нарядами и драгоценностями, трескали яства и напитки, хвастались, кто на чем "наваривает бабки", лопались от зависти и ненавидели друг друга.

Там же мы увидели Сидорова со Стакашкиной - Стакашкина выглядела так же классно, как моя Петрова, тоже в мехах и бриллиантах, но на Петровой драгоценностей все же было больше и я видел, что Стакашкина ее за это тоже ненавидела. А Сидоров помахал нам, будто и не было только что никаких разборок.

Все ели, пили, дымили, сплетничали, играли в карты, в автоматы и рулетку на деньги, причем не на трудовые, а на эти самые запрещенные у нас доллары, на которых, как известно, "следы грязи и крови". В общем, полное разложение. Мы с Петровой поели, потолкались, даже поиграли в их игры, чтоб не выделяться Петрова выиграла, а я остался при своих. Затем Опель отвез нас домой - куда-то за город по Рублевскому шоссе, как я понял, - там и прежде были правительственные дачи. Нам принадлежал прямо-таки дворец за высоким кирпичным забором, - чтоб никто не видел, как мы там разлагаемся. Битком всякой шикарной мебели, ваз, ковров, люстр и прочего барахла. Тут нам и пришлось теперь жить. В нашем особняке проживали при нас еще и старые знакомые: завуч Мария Петровна служила у нас горничной, биолог Юрий Павлович - садовником, участковый врач Тамара Георгиевна - штатным семейным доктором, а наша классная руководительница Нина Семеновна - кухаркой. Ну, там истопник, дворник, уборщица, охрана - тоже были свои, только я не мог вспомнить, откуда их знаю, до того у меня "крыша съехала", как здесь было принято выражаться.

Оказалось, в этом буржуйском царстве, тоже "умные ели объедки", рылись в помойках, а мы с Петровой оказались вроде бы добрыми и благородными, всем дали работу. Но почему-то на душе все равно было тошно. А этих, бритолголовых, что служили у нас в охране, мы и вовсе боялись. Мы теперь все время боялись - что нас отравят, застрелят из-за угла, обрежут на Опеле тормоза или сделают не тот укол, потому что казалось, все вокруг нас ненавидят и нам завидуют. Запирались у себя в спальне, закрывали окна металлическими решетками и тяжелыми шторами и всего боялись. Как в царстве Страха и Тоски Зеленой - будто его и не покидали.