То есть как дерется? — изумленно спросил Лунин. — Что он, пьяный, что ли?
— Не знаю, но он дерется!
— Черт знает, что такое!
Лунин оделся и поднялся на мостик.
— Старпом, в чем дело, чего ты дерешься?
— Товарищ командир, я не могу с Вами разговаривать, — ответил я.
— То есть как это? Почему ты вдруг не можешь? — изумленно спросил Лунин.
— Смените меня. Я на вахте и говорить с Вами не могу. Пусть меня сменит Ужаровский, — сказал я.
— Черт знает, что такое! — сказал Лунин и ушел вниз.
Через 20 минут, отстояв в темноте положенное время, наверх вышел Ужаровский и спросил недоуменно меня:
— В чем дело, что случилось?
Я коротко объяснил ему. Он сказал:
— Ну, помогай тебе бог!
И я сошел с мостика, сдав ему вахту.
Лунин ждал меня в своей каюте и, когда я появился, спросил:
— Старпом, ты понимаешь, такие штуки команда никому простить не может и тебе, возможно, придется расстаться с кораблем?
— Да, товарищ командир, я это понимаю, — сказал я.
— Тогда по возвращении на базу напиши рапорт о своем желании перейти служить на другую лодку.
— Хорошо, товарищ командир, я это сделаю.
— Ну, а теперь скажи мне, чего ради ты его побил?
— Я его не бил, товарищ командир, я ударил ногой по ведру, а он просто перепугался!
— Но хоть за что ты его так шуранул с мостика?
— Товарищ командир, это длинный разговор…
— Ничего, мне это интересно, — сказал Лунин, — я тебя слушаю, давай рассказывай….
— Товарищ командир, у верхней вахты, обеспечивающей нашу безопасность в надводном положении, единственные "технические средства" наблюдения — это глаза, уши и чувство высокой ответственности
[197]