Луна жестко стелет

– Ребятишки, в одну шеренгу становись! Вы присуждаетесь к штрафу по пятерке с каждого за несолидный подход к лицу заведомо нездешнему и не знакомому с нашими обычаями. Что не дали ему руки распускать, это в жилу. Что отметелили, тоже окей. Быстрей научится. Могли бы и вон вышвырнуть. Но разговорчики насчет ликвиднуть при явном отсутствии злого умысла – это, ребята, чересчур. По пятерке с носа. Расплата на месте.

Слим чуть не подавился.

– Ваше судейство… То есть, по-моему, у нас больше нет. По крайней мере, у меня.

– Мыслимое дело. Даю неделю сроку на оплату, а иначе обнародую ваши имена в Старом куполе. Знаете, где «Bon Ton Beaute Shoppe» возле договорного шлюза тринадцатый номер? Там моя жена хозяйничает. Заплатите ей. Заседание суда закончено. Слим, не уходи. И вы, Тиш, тоже. Гаспадин Ла Жуа, пройдите вместе с этими молодыми людьми, поставьте им по сотке со льдом за доброе знакомство.

И опять у него в глазах блеснуло что-то особенное, но приятное, почти как у профа.

– Ваше судейство, очаровательная мысль!

– Я уже не «ваше судейство». Двумя уровнями выше есть подходящее местечко, так что предложите Тиш пройтись с вами под руку.

Он поклонился, сделал руку крючком.

– Позвольте, сударыня?

Тиш разом будто подросла.

– Сэпсибоу, гаспадин. Очень приятно.

Я их специально повел в дорогое заведение, где их жуткие наряды и роспись по телу не в дугу до упора. В глаза бросались. Но сделал всё, чтобы они не стеснялись, а Стюарт Ла Жуа против моего вдвое, причем успешно. Я на всякий случай записал их имена и адреса. У Ваечки было одно ответвление, которое специально интересовалось стилягами. Они выпили, встали, поблагодарили и подались. А мы с Ла Жуа остались.

– Сударь, вы одно странное словцо обронили, – говорит он. – На мой слух странное, я имею в виду.

– Детишки ушли, так что можете называть меня «Манни», – говорю. – А что за словцо?

– Ну, когда вы настаивали, чтобы эта, скажем так, юная дама, Тиш эта, тоже денежки выложила. «Элденба», или что-то в этом роде.

– А-а, «элдээнбэ»! Это значит: «Ленчей даром не бывает». Их и вправду не бывает, – говорю, причем показываю на лозгун вдоль стены «ЛЕНЧ ДАРОМ», – иначе выпивка была бы здесь вдвое дешевле. Напомнил ей, что когда тебе что-то надо, то либо плати вдвое, либо отвали.

– Интересная философия.

– Не философия, а факт. Так или иначе, платишь за всё, что получаешь, – говорю и вентилятор на нас направляю. – Случилось мне быть на Эрзле, там у вас говорят: «Бесплатно, как воздух». А здесь даже воздух не бесплатно, за каждый вдох платим.

– Вправду? Пока что с меня не требовали, – улыбнулся он. – А то, чего доброго, я дышать перестал бы.

– Запросто могли бы нынче вечером хлебнуть вакуума. Не требовали, потому что вы уже заплатили. Как часть стоимости билета туда-обратно. А с меня ежеквартально берут, – начал было ему объяснять, как продаем и покупаем воздух у местного аэрокооператива, да решил, что слишком сложная материя. – Так что и с вас берут, и с меня.

Он с довольным видом призадумался.

– Вы правы, от экономики никуда не деться. Просто я как-то себе не представлял. Но скажите мне, Манни, – кстати, предпочитаю, чтобы меня звали «Стю», – я всерьез нынче вечером мог бы вакуума хлебнуть?

– Мало я вам влепил.

– То есть?

– Не убедил. Ребятишек ободрал начисто и еще штрафанул их, чтобы впредь мозгами шевелили. Вам влепить покрепче, чем им, не мог. А надо было, ведь вы всё это за хохму приняли.

– Ни в коем случае, сэр. Наоборот, меня потрясло легкомыслие, с которым ваши местные законы распоряжаются человеческой жизнью. Причем за такой тривиальный проступок.

Я вздохнул. С чего приступиться, когда из слов мужика видно, что ничегошеньки он по делу не понял, заранее настроен мимо фактов и даже не в курсе этого.

– Стю, – говорю. – Возьмем, к примеру, ваш случай. Никаких «местных законов» нет, так что вашей жизнью не законы распоряжались. И проступок ваш вовсе не тривиальный, просто я вам навстречу пошел, видя вашу нетянучесть. И никакое это не легкомыслие, а то мальчики оттащили бы вас к ближайшему шлюзу, запхнули бы туда и врубили бы рабочий цикл. Они очень серьезно подошли, – это же золотые парни! – и даже все свои денежки выложили за суд. И даже не пикнули, когда вышло, что приговор вовсе не тот, которого они просили. Неужто и теперь ничего не понятно?

Он улыбнулся, на щеках у него ямочки сделались, как у профа. Чувствую, нравится мне мужик.

– Боюсь, что ничего. Я словно в Зазеркалье попал. Так я и думал. Побывавши на Эрзле, немножко усвоил, как у них мозги работают. Эрзлику подай закон, чтобы черным по белому и на любой случай. У них даже есть законы насчет несоблюдения личных договоренностей. Не, вот падло буду! Будто кто-то договариваться полезет с таким, кто их не соблюдает. Будто слух не прошел, какая у него репутация.