Луна жестко стелет

– Гаспажа Ваечка, если я вас обидел, то непреднамеренно, и прошу простить меня. И могу удалить эти снимки из своей оперативной памяти и закрыть архив роддома так, что вынужден буду производить просмотр лишь по настоятельному требованию персонала роддома и безо всяких ассоциативных соображений со своей стороны. Прикажете исполнить?

– Он может, – подтвердил я. – С Майком ты всегда можешь встречаться, как в первый раз. Не то что с людьми. Он способен полностью забыть, не порываться вспомнить и не думать о чем-то, даже если потом попросят. Так что, если тебе случаем что не в дугу, прими предложение.

– Бр-р-р… Нет, Майк, ты можешь их смотреть, сколько влезет. Но ни в коем случае не разрешай Ману.

Майк долго колебался – секунды четыре, а то и больше. По-моему, такого рода дилеммы способны довести менее мощные компьютеры до нервного раздрипа. Но Майк – Майк справился.

– Ман, мой единственный друг, следует ли мне принять эту инструкцию к исполнению?

– Прими и руководствуйся, – ответил я. – Но, Ваечка, ты непредусмотрительна. И можешь быть за это справедливо наказана. В следующий раз, когда я буду там, Майк мне все твои снимки отпечатает.

– Первый экземпляр в каждой серии, – предложил Майк. – Насколько позволяют судить результаты ассоциативного анализа данных такого рода, этот снимок с каллистической точки зрения удовлетворил бы любого здорового взрослого самца вида Homo Sapiens.

– Ваечка, ты как насчет этого? В виде расчета за яблочный пирог?

– Бр-р-р… Снимок, где у меня волосы в полотенце завернуты и я стою на фоне сетки без следа макияжа? Ты что, со своего ума химического спятил? Майк, не подпускай Мана к этому снимку!

– Не подпущу. Май, эта личность из тех, кто «не-дураки»?

– Для девушки – вполне не дура. Девушки, Майк, – интересный народ. Они способны делать выводы при меньшей базе данных, чем ты. Может, переменим тему и разберем твою сотню?

Переменили. Развернули распечатку, сообщили оценки. Попытались объяснить Майку хохмы, которых он не сумел понять. С переменным успехом. Но крепко споткнулись на тех, которые я пометил плюсом, а Ваечка минусом, и наоборот. Ваечка спросила у Майка его собственное мнение о них.

Надо бы спросить об этом до того, как мы сообщили свои оценки. А так этот малолетний прохиндей всякий раз соглашался с ее мнением и не соглашался с моим. Было ли это его мнение по-честному? Силился ли он таким образом подсластить новое знакомство, чтобы побыстрее превратить в дружбу? Или шутки строил надо мной в своем стиле, будучи чурка в вопросах юмора? Не знаю, не спрашивайте.

Но когда мы закончили дело, Ваечка написала на дощечке для заметок при телефоне: «Манни, МВ ь 17, 51, 53, 87, 90, 99. Майк – „она“».

Я прочел, пожал плечами.

– Майк, я двадцать два часа не спал. Вы, детки, балакайте, сколько влезет. Я тебе завтра звякну.

– Доброй ночи, Ман. Добрых снов. Ваечка, а вы тоже хотите спать?

– Нет, Майк, я вздремнула. Но, Манни, мы же не дадим тебе спать, разве нет?

– Нет. Когда я хочу спать, то сплю, – сказал я и взялся достилать постель.

– Извини, Майк, – сказала Ваечка, встала, взяла у меня дощечку: «Потом объясню. Кимарни, таварисч, тебе нужней, чем мне. Кинь косточки».

Я не стал спорить, кинул косточки и заснул, как провалился. Помню сквозь сон какие-то хихиксы и писки, но неясно, поскольку толком не просыпался. Потом проснулся и мигом пришел в себя, когда понял, что слышу два женских голоса: один – теплое контральто Ваечки, а другой – сладчайшее колоратурное сопрано с французским акцентом. Ваечка хрюкнула в ответ на что-то и сказала:

– Отлично. Мишеллетта, прелесть моя, я тебе позвоню. До скорого, роднуша.

– Чудесно. Доброй ночи, роднуша.

Ваечка встала, обернулась.

– Что за подружка у тебя? – спросил я. Еще мысль была, что в Луна-сити она никого не знает, стало быть, наверно, звонила в Лун-Гонконг. А в голове со сна крутилось, что почему-то ей не следовало бы звонить.

– Какая подружка? Эта?! Это же Майк. Вот не думали, что тебя разбудим.

– Майк?!

– Йес. Он как раз был Мишеллетта. То есть, мы обсудили, какого он пола. Он сказал, что может быть любого. И сделался Мишеллетта, ты слышал ее голос. Включился сходу, не сфальшивило ни разу.

– Само собой. Просто перевел формирователь голоса двумя октавами выше. Ты что затеяла? Хочешь довести его до раздвоения личности?

– Не угадал. Когда он Мишеллетта, у него совсем другие манеры и привычки, а насчет раздвоения личности не беспокойся. Его на растысячерение хватит. А так нам легче, Манни. Только познакомились – мигом сошлись, головки друг к дружке на плечико, и поболтали по-девчачьи, будто век друг дружку знаем. Так что теперь, например, история с этими дурацкими снимками меня больше не смущает. Мы и впрямь подробно обсудили все мои беременности. Мишеллетту это жутко заинтересовало. У нее на этот счет были чисто теоретические представления, а теперь есть самые настоящие жизненные. Манни, зуб дам, Мишеллетта – больше баба, чем Майк – мужик.

– Ну, что ж, предположим. Только каково мне будет в первый раз звякнуть Майку и услышать в ответ женский голос!

– Да не будет этого!

– То есть как?