Луна жестко стелет

– Манни, – ни с того ни с сего сказала Ваечка. – Спроси у Майка.

Я опупел.

– Ты что? Ты всерьез?

– А ты думал! Если шансы вычисляют, то кому вычислять, как не Майку? Как считаешь?

– Хммм. А что, может быть.

– Если дозволительно спросить, кто этот Майк? – встрял проф.

Я пожал плечами.

– Да никто.

– Майк – это лучший друг Мануэля. И великий спец насчет подсчета шансов.

– Букмекер, что ли? Драгоценнейшая, если мы подключим четвертого, мы нарушим принцип ячейки.

– С какой это стати? – ответила Ваечка. – Майк может быть членом подъячейки Мануэля.

– Хммм. Справедливо. Возражение снимается. Он надежный мужик? Вы за него ручаетесь? Или ты ручаешься, Мануэль?

– Хохмач он. Бесчестный, несовершеннолетний, всю дорогу хохмач, который не интересуется политикой.

– Манни, я Майку так и передам. Профессор, ничего подобного. Майк нам нужен в первую очередь. Если на то пошло, ему бы нашим председателем быть, а нам троим – его подъячейкой. Исполкомом.

– Ваечка, ты чего-то не того нюхнула.

– Со мной всё окей, это ты набрался, а не я. Ты думай головой, Манни. Подключи воображение.

– Должен признаться, – сказал проф, – что нахожу эти противоречивые высказывания весьма противоречивыми.

– Ну, Манни же!

– Вот же ё-моё!

Короче, мы выложили профу между нами всю подноготную про Майка: и про то, как он прорезался, и про то, как имечко заполучил, и про то, как познакомился с Ваечкой. Проф воспринял идею насчет осознавшего себя компьютера гораздо легче, чем я, например, идею насчет снега, когда увидал его в первый раз. Он просто кивнул и сказал: «Ну-ну, дальше», чуть подумал и продолжил:

– Этот компьютер – собственность Вертухая? Тогда почему бы нам не пригласить Вертухая на наше сборище, да на том и не покончить?

Мы пустились в заверения. Наконец я сказал:

– Это надо понимать так. Майк сам за себя так же, как и вы. Считайте его рационал-анархистом, потому что он рационал до упора и в гробу с кистями видал все на свете правительства.

– Если эта машина нелояльна даже к собственным владельцам, то почему вы уверены, что она проявит лояльность по отношению к вам?

– По случаю добрых чувств. Я с ним цацкаюсь, не знаю как, он со мной тоже, – пришлось рассказать, на какие предосторожности пошел Майк, чтобы меня защитить. – Я не уверен, что у того, кто не знает паролей: одного, обеспечивающего непрослушивание телефона, и другого, дающего доступ к тому, что я ему сказал или поместил в память, – вообще нет возможности дознаться у Майка обо мне. Машины думают иначе, чем люди. Но я железно уверен, что сам по себе Майк выдать меня не захочет. Возможно, даже защитит, если кто-нибудь дознается об этих паролях.

– Манни, а почему бы не позвонить ему, не сходя с места? – предложила Ваечка. – Стоит профессору де ла Миру поговорить с ним, станет ясно, как дважды два, почему мы ему доверяем. Профессор, пока вы сами не почувствуете доверия к нему, честное слово, мы ему никаких секретов не расскажем.

– Не лишено смысла.

– По правде-то, кое-какие секреты я ему уже рассказал, – признался я и рассказал про то, как записывал вчерашний митинг и как заложил эту запись в Майка.

Проф пришел в ужас, Ваечка замандражила. Тогда я сказал:

– Не бздимо. Никто кроме меня не знает пароля доступа. Ваечка, ты же знаешь, как Майк обошелся с твоими снимками Он мне, – ты понимаешь? Мне! – их теперь не покажет хотя это я, а не кто-нибудь, подсказал ему закрыть их. И если вы перестанете дергаться, а сейчас позвоню ему, железно убеждюсь, что до этой записи никто не добрался, и скажу, чтобы он ее стер. И кранты ей, компьютер либо помнит всё, либо не помнит ничего. Или еще лучше. Позвоню Майку и скажу, чтобы он вернул запись в маг с одновременным стиранием. Это как два пальца о.

– Не лезь в бутылку, – сказала Ваечка. – Профессор, я доверяю Майку, а стало быть, и вам не грешно.

– Подумавши не вижу особого риска в наличии такой записи, признал проф. – Такие крупные митинги принципиально обслуживаются шпиками, и один из них вполне мог проделать то же, что и ты, Мануэль. Меня огорчило то, что ты проявил опрометчивость. Опрометчивость – это слабость, которой не должно быть у конспиратора, тем более такого высокого ранга, как у тебя.

– Когда я вводил эту запись в Майка, не был я никаким конспиратором. И не буду до тех пор, пока кто-то не высчитает шансы, лучшие, чем по ею пору.

– Беру обратно свои слова насчет опрометчивости. Но ты серьезно считаешь, что эта машина способна предсказать исход революции?

– Кабы я знал.

– Еще как способна! – сказала Ваечка.

– Ваечка, стоп! Проф, способна, если получит достаточную базу данных.