Луна и Солнце

Отец Катерины, Фёдор, – прекрасный рыбак! Только лёд начинает сходить – а у него рыбы полным-полно: дюжина бочек свежей в погребах, пять бочек вяленой на дыму и по три бочонка солёной и маринованной. Жена его, Ольга, – мастерица, каких поискать: за зиму полотен да ковров сотню соткёт – хоть на стену, хоть на пол. Украшений две сотни сделает – и серьги, и браслеты, и бусы, и кокошники разные. Посуду хохломой распишет: горшки, кружки, тарелки; ну и крючком наплетёт салфетки. Фёдор после долгой зимы первым из деревни отправлялся на базар в Киев. Никто не понимал, каким чудом он столько рыбы добывал, ну и каким же образом жена его так искусно мастерит – потому завистники и пускали слухи недобрые про семью и жизнь его.

Рано утром загружал он телеги свои, чтобы отправиться в славный город Киев. Проходила мимо ограды его Авдосья, старуха-сплетница. Глаз кривой в любую щель подглянет, язык острый, уши из-под платочка торчат – ни одной весточки не упускают.

– Здорово, Фёдор! – прожужжала она. – Смотрю – опять первый ты на торговлю двинулся. А что же без Ольги?

– Здоровьица, Авдосья Никитична! Да так-то оно так, а Оленька у матушки своей в избе – захворала она у неё. Вот один еду – трудиться надо для семьи своей: вон дочки какие вымахали, приданое пополняешь пора, – отвечал он косоватой бабке.

– Да ты ж каждый год пополняешь! – ехидничала Авдосья.

– Ты это про что?! – нахмурил седые брови Фёдор.

– Да про то, что люди-то говорят: не зря ты каждый год столько торгуешь и ловишь. Говорят, давненько – годков уж с три десятка назад – в лесу на охоте ведьму ты от волков спас, а она тебе за это сети золотые подарила – вот ты и живёшь вдоволь с Оленькой своей!

– А если и так, – говорил Фёдор, поглаживая своего верного друга коня Фариса. – Кому какое дело до меня, до старика?

– Дела-то никакого, только дочек-то своих пожалей: наказывает их Бог за тебя, – начала шептать Авдосья и креститься: – Господи, Господи, спаси и сохрани…Столько лет они у тебя в девках сидят. Ладно две старшие – грымзы они у тебя, – а вот Катерина… Ах, ягодка, ах, цветочек, солнце ясное – и никто не сватается! А?

– Ну какая ж брехота! – пропыхтел Фёдор, загружая последний бочонок в телегу. – Фух-х… Старшенькие не простые девки, да. А за Катериной столько парней бегает, что и не счесть, а один так с пелёнок в женихи намечается. Пора придёт – и она невестой станет! – смеялся он.

– Диманька, что ль? С него чего взять-то? Дыры на штанах? Он свататься потому и не идёт – поди на колечко ещё не насобирал! – не останавливалась Авдосья.

Хотел было уже Фёдор послать надоедливую сплетницу ко всем чертям, как ему помешали.

– Батька, а батя, ты что, уж тронулся? – раздавался писк из сеней.

– Батя, погоди! – тяжёлый голос окутал сени. Выбежали во двор, толкая друг друга и запинаясь о цепь собачью, дочурки старшие. Издалека вид был – будто бы метёлка с горшком во двор выскочили: метёлка – Клава, а горшок – Варвара. Долго они перепирались, кривлялись, наконец успокоились, и давай отца дёргать:

– Бать, ну мне бусы! Бусы, из жемчуга все! выпрашивала Клава. – Чтоб как снег белые и переливаются! – пищала она Фёдору на правое ухо.

– А мне, батька, – начала Варвара, подпрыгивая к левому уху отца, – Травы! Те, что царицам покупают. Напьются они и худые. Мне бы мешочка три! – басила она, дожёвывая пирожок с капустой.

Спокойно Фёдор выслушал девчат. Обнял их, поцеловал, хотел Авдосье «до свиданьица» сказать, но её и след простыл. Собрался он уже в телегу усаживаться – как отворились ворота, и из них лёгким шагом, словно по перине, вышла высокая статная девица: золотая коса шла через плечо с лентой красною, а лицо точно краской мазано: Ресницы и брови густые, цвета ночи, губы красные – цвета земляники, – кожа белая, с румянцем на щеках, а глаза зеленей лугов летних! Это младшенькая дочь его – Катерина. В рученьках своих крынку с молоком держит, Фёдору кланяется и молвит голосочком нежным:

– Здравствуй, батюшка. Вот, молочка возьми в дорогу.

– Здравствуй, дочь моя младшая! Молока – как же не взять! С благодарностью! – тянул руки Фёдор.

Подошла Катерина к отцу, поставила крынку с молоком парным на телегу, обняла его и давай на ухо пришёптывать:

– Батюшка, родненький мой, возьми меня с собой! Матушки дома нет – сестрицы меня изведут, такие они вредные… – молила она.

Посмотрел Фёдор на Катерину, на глаза её мокрые и лицо печальное, и не мог отказать ей.

– Хорошо, Катенька, возьму, – согласился он, обнимая дочь любимую.

Сестрицы стояли в стороне и прислушивались.

– Что-что?! Чего там хорошего? – уточняла Клава.

– Дочери мои, остаются дом и хозяйство на вас в этот раз: Катерина со мной едет, – объяснил отец дочерям завистливым.

Что?! – выпучила глаза Клава.

Это с каких это щей?! – поставила руки в боки Варвара.