Лунь

– Я не могу понять их цвет. Каждый раз смотрю на них, а они – разные. Вы носите линзы? В чем секрет? На ярком солнце они прозрачно-голубые, в пасмурную погоду – серо-зеленые, при электрическом свете – ярко-голубые. А еще я видел серый цвет, ярко-зеленый и почти белый.

– Не думала, что Вы заметите, – смутилась девушка, и Илья умилился этому. – У меня глаза-хамелеоны. Они меняют цвет в зависимости от освещения, температуры, моей одежды. Это странно, я сама долго привыкала. Вообще они голубые, но у зрачка есть мелкие желтые крапинки, из-за которых иногда возникает зеленый цвет…

– Как это удивительно. А волосы Ваши на солнце такие рыжие, что… Хм, знаете, Лунь, признаком чего были раньше рыжие волосы и светлые глаза? – улыбался Илья Алексеевич. – У Вас случайно никаких способностей нет?

– Ну что Вы, Илья Алексеевич! – засмеялась Лена.

– Я понял, Вы просто боитесь инквизиции. Хорошо, Лунь, не будем об этом.

Они говорили об искусстве, книгах, творчестве, делились теориями и предположениями. Но самым главным было то, как и что они рассказывали друг другу о своем желании создавать тексты. О том, как пришли к осознанию истины: они не могут не писать. О своих страхах делиться этой истиной с кем-либо. Об опасениях на деле оказаться всего лишь жалкими писаками, услышать такую критику, от которой перехочется жить. Новой ступенью их отношений стало робкое предложение Ильи:

– Знаете, Лунь, у меня есть кое-какие заметки, записи, я делал их в течение многих лет, храню в столе, уверен, у Вас есть нечто подобное…

– Есть, – кивнула девушка.

– Так вот, подумал я, неплохо было бы, если бы мы с Вами как-нибудь показали их друг другу…

– О, – отозвалась Лена и не на шутку заволновалась.

– Это заставляет Вас переживать?

– По правде говоря, да…

– Я это чувствую. Я и сам волнуюсь. Вдруг Вам не понравится? И тогда…

– И тогда между нами ничего не будет, как прежде.

– Боюсь Вас разочаровать, – подтвердил Илья Алексеевич.

– И я Вас. Давайте, может быть…

– Слегка повременим?

– Д-да, – выдохнула Лена. – Вы такой понимающий, Илья Алексеевич. Не то что бы я Вам не доверяла или не хотела с Вами делиться самым сокровенным, чем ни с кем никогда не делилась, даже наоборот, я осознаю, что только с Вами из всех окружающих меня людей я и могла бы этим поделиться, но… мне просто страшно. Это как вывернуть себя наизнанку, показать все свои слабости. Вы ведь не обижаетесь?

– Я Вас так хорошо понимаю, Лунь. Никого я так не понимал, как Вас. Давайте повременим, я не против этого. Мы должны быть готовы до конца открыться друг другу. Чтобы не пришлось жалеть. Между нами тонкая нить, и я опасаюсь повредить ее каждым неосторожным словом, поступком, движением…

Девушка вздрогнула от его тона.

В тот вечер они загулялись допоздна, не замечая хода времени, и сумерки промозглым холодом опустились на землю, подсвеченные сепией фонарей.

– Вы замерзли, Лунь? – спохватился Илья.

– Да, довольно поздно, – согласилась она. – Вам, наверное, давно пора домой.

– Я не об этом. Вы замерзли, – Илья Алексеевич остановился.

– Да, немного.

Лена поежилась, глядя, как мужчина расстегивает на себе парку. И тут она догадалась.

– О, нет, не надо, Илья Алексеевич, давайте лучше пойдем по домам.

– Почему?

– Вам самому будет холодно, если Вы…

– Ничуть. Я ведь не собираюсь раздеваться.

Девушка непонимающе наблюдала за тем, как Илья Алексеевич полностью расстегнул длинную куртку, распахнул ее на себе и шагнул к Лене. Его лицо оставалось доброжелательным, как и всегда.

– Хотите, чтобы я…

– Почему нет? – спокойно спросил он, не понимая ее замешательства. – Так мы можем еще немного поговорить. А потом пойдем по домам. Я Вас провожу, не волнуйтесь.

Но трудно было не волноваться, когда мужчина, в которого Лена влюблена, изъявляет желание обнять ее и пригреть у себя на груди.

Лунь шагнула к Илье, и он прижал ее к себе, накрыв полами куртки, будто крыльями. «Пышет жаром, – подумала девушка. – Как это невозможно – прижиматься к нему!» Голова ее потерялась где-то на уровне ключицы Ильи Алексеевича. Они молчали, согревая друг друга и будто прислушиваясь каждый к своим новым ощущениям.

– Вам неуютно, Лунь?

– Как раз наоборот.

– Не сочтите за наглость мою заботу, я не держу на уме ничего пошлого. Я просто не хочу, чтобы Вы ощущали неудобства.

– Понимаю, – ответила Лена, упираясь носом в черный свитер.

Она слышала запах его кожи. Неловкость в данной ситуации испытывала только Лунь. Илья Алексеевич действовал из чистых отеческих побуждений и не видел в происходящем ничего необычного. Ему хотелось погладить ее по волосам, как дочь, но он не стал этого делать. Затем он проводил ее домой, игнорируя назойливые звонки жены.