— Ну, хорошо, что если вместо откровения, мы назовем это небольшим фокусом-покусом.
— Все это разговоры, разговоры.
— Скажу тебе по секрету, Имельда, что такого ты никогда не видела. У меня есть инструмент, который может выделывать разные штучки.
— Да, знаю я все эти обманные фокусы, на ярмарке видела.
— Да, но эту штуку мне дал сам святой дух.
— Интересно, Падрик, что же ты можешь иметь такого, что святой дух не показал бы мне, если бы я попросила его об этом в молитвах?
— Молитвы ничего не дадут, а ты послушай и посмотри у меня то, что может менять размер.
— Валяй.
— Я не вру.
— Ты больше болтаешь, а меня всю сырость от камней пронизывает.
— Подожди, я тебе сейчас покажу. Посмотри пока на иву.
Имельда отворачивается. У нее красные щеки, длинные черные волосы. Падрик расстегивает штаны. Сует в них огромную руку и вытаскивает длинный твердый белый пенис. Пронзительный крик низко летящих грачей, в кустах клекот фазана. Персиваль поправляет монокль, опираясь на руку Клементина.
Имельда хмурится. Когда, повернувшись, видит Падрика, стоящего руки в боки, с его инструментом, покачивающимся вверх-вниз. Внезапно траву освещает бледное солнце.
— Это что за штука выскочила там у тебя?
— Эта штука, Имельда, может проделывать фокусы и менять размер.
— Неужели?
— Точно.
— Ну, тогда давай.
— Он был таким малюсеньким, а стал таким большим.
— Тебя послушать, так можно подумать, что подобное может вырасти и из твоих ушей.
— Я, что, слишком быстро тебе это показал.
— Ты же мне это показываешь прямо сейчас, разве это не быстро, и где изменение размера? Он как был, так и есть одинаковый всю последнюю минуту.
— Положи свою руку вот сюда на минутку и он изменит свой размер.
— Чего ради я буду ложить свою руку, ты, что, не можешь изменить его размер сам?
— Ты раньше такие видела, Имельда?
— Нет.
— Тогда для тебя это новенькое.
— А вот и нет. Что тут новенького, если я видела, как из копны сена торчит палка.
— Я могу заставить его плеваться.
— Неужели? Может ты заставишь его еще и молиться?
— Прошу, не трогай религию.
— Ну, и где фокусы? Мне нужно возвращаться на кухню или меня начнут искать.
— Подожди, Имельда, подойди сюда. Поласкай его. Погладь его и он начнет выделять белое солоноватое молочко.
— С чего ради мне его ласкать? Сам, что, не можешь заставить его плеваться? Ты же сам говорил, что он будет проделывать фокусы, а я буду смотреть. У него тот же размер, что и в первый раз, когда увидел меня.
— Да разрази меня гром, ты только потяните его немного, как за коровий сосок, и из него пойдет молоко.
— Потом ты начнешь просить меня потянуть за черенок лопаты, чтобы найти золото.
— Ну, подойди же поближе. Еще ближе. Видишь, у него тут небольшая шаль. Натянул на головку, как перчатку. Оттяни шальку назад, так, вот и его маленькая розовенькая головка, гладенькая как глазок. Я могу ее вставить тебе.
— И куда же ты ее мне вставишь? И что это за разговоры? Куда такую штуку мне можно вставить?
— Ах, Имельда, у тебя семь дырок.
— А у тебя восемь, если посчитать и ту, что проделал святой дух в твоей башке, чтобы выпустить тебе мозги.
— Возьми его в руку.
— Чего ради? Это и весь фокус, который ты мне можешь показать?
Персиваль прикладывает пальцы ко рту в знак молчания. Тянет Клементина назад, пытаясь встать. С листьев и веток капает. Падрик, сунув руки под подмышки, идет вперед, покачивая своим членом. Ревет осел. Через болотистые пустоши и ямы полные грязи. Хихикая, Имельда протягивает руку и касается кончика пениса Падрика.
— Ой, как резиновый.
— Природа скрытна, пока не дашь этому магу шанс и не обхватишь черенок своими пальчиками вот здесь.
— А у него вены.
— И волосы у основания. Возьми его покрепче вот здесь.
— Как ты заполучил такое теплое, как живая плоть?
— Ну, что купилась, не так ли?
— Дальше, ты меня попросишь чуть присолить его и скушать на обед?
— Сплошная польза, если его еще уютно разместить между двумя картофелинами. Ты с солью съешь его, Имельда? Ты, как, голодна, может сделаешь это сейчас? До чая еще далеко. Давай, сделай это сейчас. Он твой. Потяни его.
— Он и так уже почти с оглоблю. Ты не шутишь, он плюнет?
— Плюнет, ей-богу, плюнет. И чем быстрее будешь тянуть его, тем быстрее он плюнет.
— А почему ты не тянешь?
— Это не то же самое, вот такой прелестной ручкой, как твоя, да. А я полностью свободен, чтобы наблюдать за фокусом. А, вот. Боже. Давай. Вот. Давай. Сейчас свершится. О, Боже, Имельда, только не отпускай.
— Он плюется. Каким-то мутным белым веществом.
— Не отпускай.
— Не отпускаю. Точно, оно пахнет, как там у моря.
— Ой, бля. Бля.
— Что с тобой, ты как будто в обморок падаешь?
— О, Господи, Имельда, исполнение такого фокуса как этот требует много сил. У меня голова кружится. Как будто тебе сзади по коленкам молотком вдарили и ушли.
— Думаю, у тебя что-то с головой. Смотри, я этим шаль запачкала.
— Имельда, только теперь об этом никому ни слова, ладно?
— Если это что-то особенное, то почему такие бездельники как ты не выступают с этим в цирке за деньги?