Лукоеды

Клементин без короны вдруг еще больше съеживается под столом. Всего лишь несколько мгновений назад был на пике отличного здоровья. Резня идет, по крайней мере, более, чем обычная. Гости, вовсю бранясь, полностью обессилили и уже ничего не понимают. Люди обожают не платить за ущерб, что нанесли. Топчутся по соусницам и грациозным супницам. Расколотили на кусочки портативную серебряную яйцеварку. Делая все, чтобы мы больше не знали, что такое пасторальный мир. Типа того, что царит в приемных посольств. В которых я побывал прошлой ночью во сне. Доведенный до отчаяния в поисках приличий. Среди сладко пахнущего персонала в шикарных рубашках с тусклым безразличным взглядом карих глаз. Двое были голубоглазые. Источали безмятежность и расслабуху. Сидя в своих безупречно чистых кубиках. Прямоугольной серости. Холодная жесткость во всем. Белые печатные анкеты между розовыми длинными пальцами. Я пришел их попросить, пожалуйста, завещайте мой замок будущему поколению. А они в ответ. Одну минутку, сэр. Просмотрите то, что отпечатано мелким шрифтом и вопросы. Вы носили белые носки с места последнего пребывания и до настоящего момента? В течение последних пяти лет были ли вы пидором, вафлистом или их разновидностью? Прошу заполнить и подписать. Нам нужно положительное досье. На случай, если вас там в пустынной сельской местности кокнут. Люди захотят узнать, платежеспособный вы иль нет, до вашей кончины. И что ваша крутая бабушка была вам ближайшей родственницей. Посольству так спокойней. Здесь такие же бляди, что и те, которые доставали меня в офисе. А теперь эти очкарики сидят, посмеиваясь, и говорят мне, поднимите правую руку и произнесите. Торжественно клянусь, что я заслуживаю того, что вся это чертова банда пытается со мною сделать.

С расписанной золотым крестом соусницей на голове Клементин ползает мимо кушетки из красного дерева, на которой кто-то вовсю трахается. Кто-то снизу, кто-то сверху. А ну, взгляни. Кто-там охает, поддергивая в воздухе ногами. Ага. Да, это Глория. Такая податливая и гибкая в посмертной маске и все такое. Ее покрывает смуглый джентльмен в твиде. Загнав свой член в ее оазис. Давай-ка подальше от такой печали. Для Эрконвальда. До двойной двери всего лишь пара футов. Прочь с этого долбаного фестиваля народного творчества. Вдруг раздается благодарный голос.

- Чья это бледная рука касается меня с нежностью?

- Точно не моя, твою мать.

На север по коридору. Элмер мчится за овцами и ягнятами, которые с грохотом убегают от него. Уступаю дорогу этому паническому стаду, нырнув в сторону. В узкий проход и вниз по спиральной каменной лестнице. Стой, прислонись к холодной стене, переведи дыхание. Сейчас бы полежать. В душистой пене в ванне. Дать волю мудрости и успокоить ум. И отдохнуть, чтобы потрахаться позже. Шарлен, где ты? С розовыми и мягкими титьками. Два живых цветка. Покачиваются у тебя на груди. Прильнуть к твоей кожи. Пока неприятности опять не начнут доставать. Или сегодня ночью вломятся охотники со своими собаками. И поднимется крик, опять меня надули. Или в последний раз прозвучит девиз моих предков.

Не

Злись

Не

Злобься

И тогда

С тобою будет

Любовь одна

22

Унылый рассвет. После бала. Странный такой. Медленно начинается с востока. Через поля покрытые диким вереском. Сначала появляется чуть багровый свет. Согревает за горами пастбища Магфаггера. Окрашивает в розовый цвет холодный туман над морем.

Шарлен лежит, зарывшись, под кучей покрывал на кровати с балдахином и задернутыми гобеленовыми шторами. Подружка голая моя. Которой, пока она лежала, всхлипывая, я засадил свой член. И семя посадил. Вскопав садок своим удобным инструментом.

Прошлым вечером комендант Макдюрекс сунул мне в кулак скомканное послание. Со словами, прочитать только утром. На грязном скомканном листочке поэма.

Далеко

В глубинке

Чудный бал

Был

По старинке

Танцевали все

На двух ногах

Третьей

Балансируя.

Этим утром Персиваль готовил завтрак в притихшем замке. Стоя у моей кровати, налил мне кофе и сказал, что нигде не видел Шарлен. В бальном зале такой бардак, что цивилизованному человек негде пройти. Только одна банда уж было направилась с ценной статуей к охраняемому повстанцами выходу. Как появился комендант и заявил, что произведение искусства будет хорошим украшением для торжественным банкетов при новом режиме.

На склонах холмов появились темно-зеленые мазки. К вечеру они меняют цвет на буро-пурпурный. Восхитительно повалявшись весь день в постели. Пора вставать и одеваться. Надо собрать мой саквояж, чтобы успеть на поезд.