Даже посягательство на ее святая святых, о которой она отзывалась не иначе как о «храме благочестия и добродетели» и в которую угрохала не один год тренировок и десятки тысяч баксов, не могло отвлечь Катю от чтения газеты «Дэйли Мэйл». Вот уже час Катя не выпускала из рук любимую газету, жадно вчитываясь в последние новости мира богатых и знаменитых. Таш не тревожила подругу, уважая ее неотъемлемое конституционное право на любовь к миру шоу–бизнеса. Сводки важнейших международных событий – таких, как торговая война с Китаем или кризис в Венесуэле, Катя черпала из «Татлера» и «Нью–Йорк Пост». «И, конечно же, в Венесуэле у Мадуро нет ни единого шанса, – считала она, – ведь у Хуана Гуйдо такая красивая жена!» Катя рассматривала наряды первых леди, размышляя, как одевалась бы она, стань она одной из них. «А ведь эта роль не так уж и недостижима.» Живя в Нью–Йорке, Катя не раз попадала на страницы светской хроники, без нее не обходилась ни одна шумная вечеринка или модный показ. А горячо любимые ею таблоиды неоднократно приписывали ей романы с сильными мира сего на шестой странице.
– Ты только глянь, – она помахала газетой перед лицом Таш, – Хью снова заказал статью про Каролину.
Таш неохотно взяла в руки «Дэйли Мэйл». На любительском фото была запечатлена их подруга Каролина, углубившаяся в телефон у входа в магазин «Шанель». Подпись: «Проверяю, достаточно ли у меня средств на счету». Сама же статейка грязно высмеивала Каролину, отрезанную от средств к существованию собственным мужем.
– Зачем ты читаешь эти газетенки? – Таш брезгливо бросила газету на деревянный столик между ними.
Всего пару дней назад Каролина сообщила, что Марк задержался в Монако после Гран–при и, как истинный джентльмен, помогал ей разбираться с делами.
– А ну отдавай обратно…
Заботливо разгладив газету, Катя снова углубилась в чтение.
*****
Впервые она увидела Катю на даче у бабушки Ханны. В то дождливое утро бабушка забрала ее из дома, потому что там было очень душно и набилось многу народу. Мама, с белым, как будто измазанным мелом лицом лежала на кровати, а незнакомые люди подходили к ней, целовали и почему–то плакали. Папа проводил их до поезда и долго не выпускал Таш из своих объятий. Всю дорогу неопрятный мальчик в клетчатых шортах, который был взрослее Таш, носился по вагону и кричал «Сдавайся! Ты низвергнут!», размахивая воображаемой саблей. Она знала, что в общественном месте надо вести себя тихо и уважать других людей. Поэтому она спокойно смотрела в окно и ни разу не заплакала. В Москве они пересели в желтое такси и долго ехали на дачу с вокзала. На подъезде к бабушкиному дому водитель резко затормозил. Почти из–под колес выскочила высокая белокурая девочка, похожая на фею. Она задорно рассмеялась и полетела дальше, преследуемая оравой кричащих гномов.
Катя была любимицей всего поселка. Таш с восхищением наблюдала, как ловко она расправлялась с мальчишками. Одним лишь взглядом она притягивала понравившихся ей парней и одним словом отшивала назойливых ухажеров. Преклонялась Таш и перед Катиной красотой. Катя была настоящей «столичной штучкой», достойной восхищения окружавших ее мальчиков. Сама же Таш была обычной девчонкой, по счастливой случайности попавшей, как она тогда думала, в эпицентр жизни на Земле – поселок Переделкино под Москвой. Когда один из местных парней обратил внимание на нее – невысокую голубоглазую девочку с толстыми косичками, Таш, покраснев, убежала. Больше всего на свете она боялась, что они раскроют ее тайну. Что она – не одна их них. Что ее мама умерла, а они с папой, «клошаром», который завел семью, не придумав, как ее обеспечить», как любила повторять бабушка Ханна, остались жить в небольшом городке. И что тот самый клошар назвал ее дурацким именем Таш, как он говорил, «в честь Наташи Ростовой».