Когда она проснулась, Раш сидел напротив нее в кресле. В напольной вазе стояли гладиолусы всех оттенков фиолетового.
– Я, кажется, заснула, – сказала она смущенно и вдруг увидела цветы. – Ой, какая роскошь! А где Табита?
– Готовит праздничный ужин.
– Сегодня разве праздник? – удивилась она.
– Страдания великомученика Яна Раша.
Она виновато улыбнулась:
– Очень больно, да?
Раш пожал плечами.
– Проголодалась?
– Ужасно.
– Табита! – громко позвал он. – У тебя готово?
– Сейчас! – донеслось из кухни.
Он успел переодеться. Ковбойка, джинсы, сапоги с пряжками… не хватало шестизарядного кольта за голенищем.
– Для великомученика ты неплохо выглядишь, – сказала она.
– Ты тоже.
Табита внесла поднос с чем-то дымящимся в глиняных горшочках.
– Это надо есть палочками, – оживился Раш. – И дышать, как сеттер, загнавший зайца.
– Почему как сеттер?
– Сейчас поймешь.
Неуклюже, с третьей попытки подцепив скользкий гриб, Эмили отправила его в рот и замычала от удовольствия. Она проглотила два или три сладковатых куска мяса, почти не разжевывая, вдруг высунула язык и задышала часто-часто, по-собачьи.
– Что это? – испуганно спросила она, не закрывая рта.
– Горючая смесь по-китайски. Коронное блюдо Табиты. Возьми ложку, не мучайся.
Но с этой минуты Эмили только заливала водой пожар в горле. А те двое ели словно вперегонки, и деревянные палочки мелькали, как вязальные спицы.
В одиночку усидев почти весь коньяк, Раш вдруг посмотрел на Эмили каким-то новым, не известным ей взглядом и коротко сказал:
– Разденься.
Это была скорее просьба, нежели приказ, но не выполнить ее казалось невозможным. Эмили покосилась на Табиту и, чуть замешкавшись, сбросила халат.
– Повернись чуть-чуть боком. Вот так. А теперь представь, что ты натягиваешь чулок.
Чувство неловкости уступило место острому возбуждению. Она увидела себя его глазами.
– В чем дело? – недовольно спросил он, заметив, что она разгибается.
– Голова кружится, – пожаловалась Эмили.
– Чулок, – только и сказал он.
Сделав играючи проволочную фигурку, он тут же ее распрямил и начал сплетать заново по памяти, с закрытыми глазами.
– Сеанс окончен, – сказал он. – Чулок можешь бросить на пол.
Табита принесла ей платье. Глядя, как она одевается, Раш спросил:
– Почему не сразу пришла? Потеряла мой адрес?
– Нет.
– Цеплялась за своего мальчика.
– Он не мальчик, – огрызнулась она.
– Ну да, без пяти минут жених. И что же, получила отставку?
Эмили вспыхнула, но смолчала.
– Ох уж эти мне католички. Дай вам волю, вы после первого поцелуя будете считать себя состоящими в священном браке.
– Ты, что ли, не католик? – она невольно оглянулась на альков с деревянным распятием.
– Я? – он вдруг захохотал, хлопая себя по мощным ляжкам. – А что, Табита? Ян Раш, потомок царя Соломона, потерявший счет блядям и принцессам крови, рыжий Пан с дудкой промеж ног, замаливающий свои грехи в соборе святого Петра! Хо-хо-хо! Если за каждую соблазненную прикладываться, сколько же мне дней поклоны бить? И что, интересно, раньше разобьется – мой лоб или их мраморный пол?
– Я пошла, – вклинилась Эмили между двумя громовыми раскатами.
– Да? – удивился он так, как если бы его туфли самостоятельно заковыляли к выходу. – На ночь глядя?
– Мне правда надо идти.
– Куда, если не секрет?
– Секрет.
– Но подвезти я тебя по крайней мере могу?
Эмили колебалась.
– Ну хорошо. Только…
– Только что?
– Нет, ничего.