Луи Пастер. Его жизнь и научная деятельность

Не раз приходилось Пастеру возвращаться к вопросу о самозарождении. Несколько раз всплывал этот вопрос в течение шестидесятых и семидесятых годов. Защитники самозарождения опирались частью на опыты, частью на непосредственные наблюдения при помощи микроскопа. Так, Бешан построил целую “теорию микрозимов”, ныне забытую, а тогда находившую многих последователей. Он убедился, что содержимое мертвых растительных и животных клеток распадается на мельчайшие крупинки, “микрозимы”, а по истечении некоторого времени микрозимы превращаются в бактерии и вибрионы.

Далее Трекюль, известный французский ботаник, усмотрел через микроскоп, что содержимое млечных сосудов и клеток растительной ткани, гниющей в воде, распадается на бактерии. Собственно распадения он не видел, но убедился, наблюдая ткань изо дня в день, что содержимое клеток мало-помалу исчезает, замещаясь бактериями. Это происходит внутри клеток, еще сохранивших свою оболочку неповрежденной: стало быть, бактерии не могли попасть извне, решил Трекюль. И ошибся, так же как Бешан: бактерии могут проникать сквозь клеточную оболочку.

Как бы то ни было, Трекюль распространил свое наблюдение вообще на все бактерии и микробы, весьма логически рассуждая, что если они могут образоваться из органического вещества внутри клетки, то почему бы им не зародиться и вне ее, в жидкости, содержащей органическое вещество.

Наконец, много шума наделали опыты Бастиана, поставленные с соблюдением тех же предосторожностей, к которым прибегал Пастер в споре с Пуше, но давшие положительный результат: в жидкости появлялись микроорганизмы.

Все эти работы, находившие последователей в среде ученых, вызвали ряд сообщений Пастера, который последовательно разбивал теорию Бешана, Трекюля, Бастиана, показывая, что они основаны на ошибках наблюдения или неточности опыта.

Опыты Бастиана были последней попыткой оживления доктрины, убитой пастеровскими исследованиями. С тех пор она не воскресала и может считаться навеки погребенной. Дело в том, что учение Пастера о микроорганизмах легло в основу медицины, гигиены, хирургии, агрономии и прочих наук; многие отрасли науки и техники превратились в большей или меньшей степени в “прикладную бактериологию”; каждый день приносит новые выводы, новые приложения той же основной доктрины,– где же тут удержаться воззрениям, отвергающим самую суть этого плодотворного учения. Они были и быльем поросли, как теория катастроф или неизменяемости видов в геологии и биологии.

Меж тем как Пастер заканчивал свои исследования над брожением и самозарождением, идеи его распространялись и овладевали умами, по крайней мере, наиболее выдающихся представителей науки. То, что он один видел и понимал в 1860 году, уяснялось понемногу и другими.

Джозеф Листер.

Одна из важнейших отраслей медицины преобразовалась под влиянием его взглядов. В 1865 году Листер предложил антисептический метод лечения ран и производства хирургических операций. Встреченный – как водится – недоверием и насмешками, метод Листера в течение десяти лет распространился повсеместно. В 1874 году, сообщая о его результатах Пастеру, Листер писал: “…ваши блестящие исследования, доказавшие справедливость теории зародышей гниения, дали мне тот единственный принцип, на котором я основал антисептический метод”.

Суть метода – не допускать в раны, в глубину тканей человеческого тела, микробов, вызывающих гниение. Раны обмываются разведенной карболовой кислотой, присыпаются йодоформом или другими противогнилостными средствами, прикрываются карболизированной ватой (листеровские повязки). Те же предосторожности соблюдаются при операциях: величайшая чистота, обеззараживание инструментов, обмывание рук до и после операции в растворе сулемы, дальнейшее предохранение раны от заражения посредством противогнилостных жидкостей и повязок.

Только благодаря антисептике хирургия приобрела громадное значение, которым она пользуется ныне,– значение, выражаемое иногда крайне преувеличенной формулой: “одна хирургия – вещь, а прочее все гиль в медицине”. Появилась возможность операций, о которых прежде и думать не смели. Операции, соединенные с лапоротомией (вскрытие брюшной полости), теперь считаются пустяком, делаются тысячами. А лет тридцать назад! Удачный случай лапоротомии в те времена был почти чудом.

Благодаря антисептике исчезла страшная смертность в госпиталях от заражения ран, делавшая из них истинные гнезда заразы. Теперь мало-мальски благоустроенный госпиталь не знает “госпитальной гангрены”, гнойного заражения ран. Если она существует, то это – обвинительный акт против госпитального начальства, доказательство преступного неряшества и небрежности. А тридцать лет назад она свирепствовала в наиболее оборудованных госпиталях. Нелатон, первый хирург своего времени, говорил, что тому, кто найдет способ избавиться от госпитальной гангрены, надо поставить золотую статую.