Да! Можете мне поверить; скупой, пересчитывающий свое золото или банкноты, и прекрасная дама-кокетка, трогающая шелковые или бархатные ткани, не испытывают более глубокую радость и волнение. Чтобы понять и почувствовать это, надо родиться крестьянином, трудиться до седьмого пота, выполнять тяжелую работу, дрожать, страдать от жары или холода, откладывать по сантиму, отказывая себе во всем, чтобы купить свой участок земли, большой или маленький, и иметь возможность сказать с чувством законной гордости за исполненный долг и проделанную работу: «Это — мое, этой землей я никому не обязан, и она дает нам хлеб!» Это наша крестьянская гордость, и я нахожу, что она стоит других.
А вот еще в чем наше счастье: ухаживать за землей, ухаживать безотказно, тщательно, почти чрезмерно. Земля! Мы относимся к ней так, словно это произведение искусства. Хороший хлебопашец — это художник, вкладывающий всю душу в обработку своего поля. Он прокладывает прямую борозду, придает ей нужную глубину и направление, заботится о каждом ее кусочке… И когда он издали смотрит на все эти маленькие прямые линии, проведенные словно по шнуру, когда борозда достаточно глубока и блестит под лемехом плуга, крестьянин чувствует себя счастливым! Он счастлив и тогда, когда, в любую погоду, сеет и вносит удобрения, волоча на каждой ноге по десять фунтов грязи да еще повесив на шею груз в сто фунтов зерна; во всех тяготах сева есть надежда на урожай; и эта надежда — еще одна радость, единственная радость, облегчающая наш тяжелый труд.
Приходит весна, и мы чувствуем, как живет земля! Нет сомнения… она живет! Твоя ладонь чувствует, как она тепла… и даже горяча. Повсюду бродят соки, они поднимаются в злаках, где происходит таинственный и священный процесс прорастания. Из земли что-то начинает расти, почва, насколько хватает глаз, покрывается зеленью, и каждый год крестьянин испытывает одну и ту же радость, всегда такую же сильную, необоримую. А затем по мере того, как проходит время, хлеба растут, колосья формируются и набирают силу.
Что до меня, то я, право, не знаю ничего более прекрасного и впечатляющего, чем поля в это время… Даже с цветами и плевелами — нашими врагами, которые тем не менее радуют глаз… И когда маленький жаворонок поет под ярким солнцем свою песенку, то кажется, сама душа земли делится своей радостью с крестьянином… Да, мы, дети земли, любим ее так же, как дитя моря, моряк, любит океан… Я никогда не видел моря. Однако я представляю себе, что оно должно немного напоминать покрытое всходами поле, когда до самого горизонта ветер колышет колосья, придавая им вид набегающих волн. Как и у моря, у поля тоже есть свои бури, свои грозы, которые все опустошают и оставляют после себя разорение и нищету.
И я вам скажу: если многие упрекают нас, будто мы прижимисты и постоянно ноем, жалуясь на плохую погоду, то не надо забывать, что мы никогда не уверены в завтрашнем дне. В самом деле, все, что у нас есть, находится снаружи, подвержено заморозкам, граду, то слишком обильным дождям, то засухам, в один момент мы можем разориться. И наконец, свои деньги, заработанные с таким трудом, мы получаем раз в год, тогда как служащему платят каждый месяц, а у торговцев деньги оборачиваются восемь — десять раз в году. Значит, нам надо думать о завтрашнем дне, и поэтому мы стараемся, отказывая себе во всем, отложить на черный день.
Как бы то ни было, повторяю, мы любим землю, она у всех у нас в крови. Вот доказательство: те, кто в молодости покинул землю и отправился искать счастье в город, всегда возвращаются доживать свой век в деревне. Когда у них появляются кое-какие сбережения, они снова приезжают сюда и вкалывают на земле, как в самые прекрасные дни своей молодости. Городские удовольствия, легкая жизнь в городе — все это уже не имеет для них значения. Им нужна земля, эта добрая кормилица, которую любят всегда и несмотря ни на что, до последнего вздоха.
Противники Франсуа Девина не складывают оружия и три года спустя после появления его первого письма продолжают преследовать таинственного автора (к счастью, по-прежнему неудачно). Это доказывает, что он им неудобен и что никому не удалось разгадать загадку псевдонима, под которым скрывается Буссенар. Любопытная деталь: однофамилец его героя, обнаружившийся в Этампе, был, кажется, не очень рад тому, что его приняли за автора хроник. Пытались ли на него повлиять, запугать его? Принадлежал ли он к лагерю консерваторов или клерикалов или относился к социальному слою, не желающему, чтобы его смешивали с крестьянством? Во всяком случае, Буссенар слегка задевает его мимоходом. Поэтому можно предположить, что этот человек прислал в редакцию «Гатине» гневный протест по поводу ущерба, понесенного им вследствие совпадения фамилий… Вот текст этого уточняющего постскриптума.