Луговая арфа

– А я не так уж и стар, Джуниус. Я лишь достаточно стар, чтобы не выяснять отношения при дамах, – усмехнулся Кул. Судья был мужчиной весьма крепкого телосложения, с широкими плечами и крепкими и большими кулаками – в свои семьдесят лет он выглядел на пятьдесят. Сжав кулаки, он принял вызов: – Но вообще-то я готов, если готов ты, Джуниус.

В этот момент судья выглядел весьма достойным соперником в предстоящем поединке. Даже шериф заметил это, и его самоуверенность как рукой сняло, его пыл подутих, и он, сплюнув, заявил, мол, Бог с тобой, старик, по крайней мере его, шерифа, никто не будет обвинять в драках с пожилыми.

– Но никто тебя не обвинит и в том, что ты осмелился на это, – насмешливо сказал Кул и уж совсем добил шерифа: – Так что ты, Джуниус, заправься и проваливай-ка домой отсюда.

Джуниус тогда обратился к нам:

– Зачем вам лишние проблемы, подумайте о себе – слезайте и пойдемте со мной.

Мы даже не шевельнулись, и лишь с лица Долли от слабого ветерка слетела вуаль и медленно спикировала на землю – как символ нашего окончательного ответа.

– Ничего, шериф! У них был шанс! – угрожающе зашипела миссис Бастер, у которой шишка на голове выросла до невообразимых размеров.

Наконец они покинули нас, гордо, чинно, как на свадебной процессии, и вскоре вошли на луг, освещенный солнечным светом, и волны индейской травы вскоре поглотили их, и компания во главе с шерифом исчезла из вида. Но судья Кул остался, он улыбнулся нам и слегка склонил голову в шуточном поклоне:

– Я помню, что кто-то предлагал леденец на палочке?

Наверное, он изначально был сложен из частей нашего дерева, уж очень сильно он гармонировал с ним – его нос смахивал на большой деревянный сучок, его ноги были так же крепки и внушительны, как корни нашего дерева, а его брови были густы, как кора нашего дерева. На самых верхних ветвях дерева расцвели язычки серебристого мха, что по цвету напоминали его поседевшую, с пробором посередине, голову, а яловичные листья соседнего сикаморового дерева, что своими отдельными ветвями вторглось на территорию нашего дерева, были одного цвета с его щеками.

Несмотря на свои глаза – хитроватые и по-кошачьи настороженные, он выглядел застенчивым и простоватым человеком. Обычно судья Кул не любил выставлять себя напоказ, и в городке нашлось немало типов, что, пользуясь его скромностью, как бы выпячивали себя перед ним, ставя себя выше его. Но никто из этих людей в отличие от судьи не смог бы похвастаться, например, дипломом Гарварда или двумя путешествиями в Европу. Его скромность даже как будто бы выводила из себя некоторых, они говорили, что скромность Кула – это всего лишь видимость, игра: ну с чего бы ему каждое утро перед завтраком вычитывать по странице из Греческого учебника или почему это он постоянно носит какие-то цветочки в петлице своего костюма? Какого черта он поехал на поиски жены в Кентукки, когда в нашем городке и своих невест хватало?!

Я не помню жену судьи, она умерла до того, как я был способен постичь взаимоотношения мира взрослых, все, что было мне известно о ней, пришло из вторичных источников, а гласили они о том, что городок так никогда и не свыкся с ней, по-видимому, из-за нее самой – женщины штата Кентукки и так непросты в общении, те еще дамочки, а Ирен Кул, урожденная Тодд, родом из городка Боулинг Грин (следует упомянуть, что одна из ее родственниц была когда-то замужем за Абрахамом Линкольном), и вовсе игнорировала жителей нашего городка, считая их отсталыми, пошлыми людишками и давая им знать об этом своим отношением к ним: ни одна из местных дам не удостоилась чести быть принятой ею и лишь портниха мисс Палмер была допущена в дом судьи Кула, она потом при всяком удобном случае утверждала, что ей удалось трансформировать дом судьи в нечто, более подобающее по стилю и вкусу, украсив его восточными коврами и антикварной мебелью.

Ирен Кул ездила в церковь на своем «Пирс-Эрроу» с поднятыми стеклами, а в самой церкви всегда сидела с густо надушенным платочком у самого носа, и все шипели – для Ирен Кул недостаточен и запах присутствия Господа Бога нашего.

Более того, она не позволяла даже врачам посещать ее в ее доме: у нее было небольшое смещение позвонков, из-за чего ей приходилось спать на кровати с подстеленными внизу досками – даже пошловатая шутка ходила по городку, что у судьи Кула, наверное, вся спина в занозах. Но как бы то ни было, судья Кул стал отцом двух сыновей: Тодда и Чарльза, и оба были рождены в штате Кентукки по выбору их матери, желавшей, чтобы дети считались уроженцами этого штата.