Luftwaffe-льники. Часть 3

– И чего же ты себе позволяешь, дорогой?! Ая-яй! Как тебе только не совестно?!

– Да я …мммм…

– Стыдно, товарищ курсант! Мне стыдно! Да-да, мне за Вас стыдно! Старший курс, а мямлишь как ушастый новобранец. Позор!

– Готов понести любое наказание…

– Ну вот, уже лучше! Естественно понесешь, кто бы сомневался?! Для начала, трое суток ареста тебе, любезный. На внутренней гауптвахте. Вот там посидишь и подумаешь на досуге о смысле жизни, включая свое безобразное поведение. Догадываешься, за что арест?!

– Угу…

Потупив взгляд, курсант Копыто шумно сопел, как нашкодивший ребенок. А полковник продолжал «внушение».

– Вот и ладненько. Экзамен по физической подготовке будешь сдавать мне лично в присутствии начальника кафедры физподготовки училища и командира твоей роты. Все понятно?! Кстати, какая рота? Ага, 4-я значит, так и запишем. Позор! Просто по-зо-ри-ще! Это ж надо?! Курсант училища ВВС не может самостоятельно убежать от комендантского патруля. И без посторонней помощи не в состоянии перемахнуть через паршивый заборчик?! Стыд и срам! Да мы в ваши годы… хм… хотя, вам лучше не знать. Короче так, драгоценный, в очередной отпуск поедешь только через «полосу препятствий».  Сдавать норматив будешь мне лично! К рассмотрению принимается только оценка «отлично». Ужас какой!  Чуть честь мундира не посрамил… Курсант ВВС и в руках сраного патруля?! Командир роты, проводите на гауптвахту.

Отсидев положенный срок на училищной гауптвахте, почти все свободное время Витя проводил в спортгородке, оттачивая мастерство по преодолению различных препятствий в виде забора и прочее…

На полковника Архипова курсант Копыто зла не держал. Более того, он был несказанно горд столь неожиданным взысканием. Ибо считал, что наказан объективно и справедливо. А как же иначе?! Получить арест не за факт самовольной отлучки, а за неспособность убежать от патруля  дорогого стоит! Честь мундира превыше всего!

Быстрее звука

Как уже отмечалось ранее, командир 4-й роты капитан Хорошевский среди курсантской братии носил заслуженное прозвище «Нахрен». Ибо, словосочетание «на хрен» использовалось им наиболее часто.

В великом и могучем языке Пушкина, Толстого и других гигантов мысли, несомненно, можно найти еще пару десятков достойных словесных оборотов, а может и чуть-чуть больше, кто его знает… но капитану Нахрену это было неведомо. Он обходился стандартной фразой: «на хрен», применяя ее всегда и повсеместно. В тему и без темы, практически на все случаи жизни. И все его прекрасно понимали.

К тому же капитан Хорошевский был человеком переменчивого настроения. И при малейшем отсутствии «оного», с патологическим удовольствием срывал «приступ немотивированной ипохондрии» на личном составе. (см. «Как хорошо быть генералом»)

Среди курсантов 4-й роты ходила загадка: «Чем отличается Володя Нахрен от реактивного самолета?» Ответ: «Самолет сначала видно, а потом слышно!  А Нахрена сначала слышно, а потом уже видно!» Как общеизвестно, в любой шутке присутствует лишь микроскопическая доля выдумки, а все остальное –   чистейшая правда.

Энтузиазм гастарбайтеров

Наша легендарная рота дислоцировалась на втором этаже старого трехэтажного здания 1943 года постройки, которое ударными темпами возвели плененные под Сталинградом фашистские «гастарбайтеры».

Близко познакомившись со всеми прелестями уральского мороза, приверженцы теории Гитлера об исключительной роли арийцев в мировой истории осознали всю абсурдность несостоятельных теорий третьего рейха. В результате, в едином трудовом порыве полуобмороженные потомки викингов старались от «чистого нордического сердца» хотя бы частично компенсировать нанесенные ими разрушения в нашей стране.

Бывшие солдаты вермахта и люфтваффе, словно убежденные «стахановцы» пахали днем и ночью, «ненавязчиво» подгоняемые строгим конвоем, в слабой надежде завершить текущую пятилетку за три дня. И хотя бы частично искупить свою вину перед русским народом. А заодно, заработать шанс на досрочно-условное освобождение. Предположительно, именно по этим причинам здание нашей казармы было построено очень добротно, качественно и на славу.

«Перековавшуюся» на гостеприимном Урале немчуру после окончания войны почти сразу отпустили на историческую родину.

Итак, усилиями гитлеровских «шабашников» наша казарма представляла собой стандартный образец саксонско-тевтонского народного зодчества в самом лучшем его проявлении. Опустим, что в здании были пятиметровые потолки, всевозможные грандиозные арки, идеальные мраморные полы в туалетах и огромные окна с метровыми подоконниками.

Что любопытно, окна легко открывались и зимой и летом. Их фрамуги никогда не перекашивались, в отличие от окон в казармах более поздней постройки, возведенных уже руками строителей коммунизма. Также в «немецких» казармах было достаточно много удивительных, но приятных мелочей, которые исправно функционировали, несмотря на преклонный возраст.