Луд-Туманный

Но когда их глаза немного привыкли к окружающему великолепию, друзья стали постепенно приходить в себя. Природа фруктов, лежащих на полу, не вызывала никаких сомнений – это были волшебные фрукты!

К большому удивлению, стражем этого не обычного сокровища был не кто иной, как их старая знакомая – матушка Тиббс.

Ее ясные детские глаза на увядшем обветренном лице были полны тихого удивления.

– Да это же мастер Гиацинт и мастер Джошуа! – воскликнула она, по-девичьи весело рассмеявшись. – Подумать только, они знают пароль!

Она беспокойно заглянула им в лица:

– Как носятся ваши носки? Целы еще? Если ходишь по Млечному Пути и бегаешь далеко за Луну, носки быстро изнашиваются.

Было очевидно, что она принимала неожиданных гостей за их отцов. Тем временем мастер Амброзий шумно потянул носом и его двойной подбородок стал собираться в складки – для видевших его хоть однажды в суде это было верным признаком того, что он готовился сказать что-то резкое.

Но мастер Натаниэль предостерегающе ткнул его локтем в бок и сердечно сказал:

– О да, наши носки и башмаки, с ними все в порядке, спасибо. Так, значит, вы не ожидали, что мы знаем пароль, а? Ну что ж, возможно, мы знаем больше, чем вы думаете, – и добавил вполголоса, обращаясь к мастеру Амброзию: – Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, Амброзий, что же было паролем?

Он снова повернулся к матушке Тиббс, слегка покачивающейся всем телом, словно в такт джиги, звучащей для нее одной, и сказал:

– У вас такие красивые гобелены. Никогда не видел ничего подобного!

Она улыбнулась и, подойдя к нему совсем близко, прошептала:

– А ваша милость знает, почему они такие красивые? Нет? Да из-за волшебных фруктов! – И она многозначительно покачала головой.

От ярости мастер Амброзий издал какой-то звук, похожий на тихое рычание, но мастер Натаниэль снова предостерегающе взглянул на него и, изображая вежливый интерес, сказал:

– В самом деле! Действительно! А могу я спросить, откуда взялись здесь… э-э… эти фрукты?

Она весело рассмеялась.

– Да их принесли господа! Эти милые господа с бантами, одетые в зеленое, на рассвете они толпой покидают свои корабли с алыми парусами, чтобы высосать сок из золотых абрикосов, пока в Луде все еще крепко спят! А потом петух говорит: «Кукареку! Кукареку!» – И ее голос летел, замирая, далекий и одинокий, вызывая по чему-то образ первых проблесков рассвета над призрачными стогами сена.

– Я вам еще кое-что скажу, мастер Петух де Насест, – продолжала она, загадочно улыбаясь и подойдя к мастеру Натаниэлю совсем близко, – вы скоро умрете! А что касается матушки Тиббс, то она скоро станет знатной дамой, как жены сенаторов, и будет все ночи напролет танцевать под Луной! Те господа обещали.

Она сделала шаг назад, улыбаясь и ободряюще кивая головой.

Мастер Амброзий раздраженно фыркнул, а мастер Натаниэль, добродушно засмеявшись, сказал:

– Думаю, что у жен сенаторов есть дела поважнее. А что касается тебя, то не слишком ли ты стара для танцев?

В ее ясных глазах промелькнула легкая тень. Но она встряхнула головой и воскликнула:

– Нет! Нет! Пока танцует мое сердце, мои ноги тоже будут танцевать. И никто не будет стареть, когда вернется герцог Обри.

Но мастер Амброзий не мог больше сдерживаться. Он слишком хорошо знал пристрастие Ната выслушивать всякие длинные, полные чепухи россказни, особенно, если предстояло какое-то серьезное дело.

– Ладно, ладно! – сердито буркнул он, – хоть ты и полоумная, моя милая, но может случиться так, что скоро ты будешь плясать совсем под другую музыку, если сию же минуту не скажешь нам, кто такие эти господа, кто тебя оставил здесь на страже, кто приносит эти гнусные фрукты и кто их забирает, а мы… мы перережем струны на скрипке, под которую ты танцуешь!

Эта угроза была бессознательным эхом последних слов Лунолюбы, и они произвели мгновенный эффект.

– Перережете струны на скрипке! Перережете струны на скрипке! – завыла она и умоляющим голосом добавила: – Нет, нет, милый мастер, не делайте этого! Неужели он это сделает? – Матушка Тиббс обратилась к мастеру Натаниэлю, словно ища у него защиты – Это все равно, что забрать у бедного землянику. У сенаторов, есть и персики, и жареные лебеди, и сердца павлинов, и красивый экипаж, чтобы на нем разъезжать, и пуховая постель, чтобы в ней спать допоздна. А у бедного только черный хлеб, сушеные ягоды боярышника и работа… Но летом у него есть земляника и музыка, чтобы под нее танцевать. Нет, нет, вы не перережете струны на скрипке!

У мастера Натаниэля комок подступил к горлу. Но его друг был неумолим:

– Конечно, я это сделаю! – повторил он. – Я перережу струны на всех скрипках в Луде. Я сделаю это, если ты не расскажешь нам все, что мы хотим узнать. Давай, матушка Тиббс, выкладывай, ты же знаешь, что я – человек слова.

Она глядела на него с мольбой, но постепенно во взгляде ее чистых глаз стало появляться выражение наивной хитрости. Она приложила палец к губам и, кивнув несколько раз головой, сказала заговорщицким шепотом: