Лучшее

И мы выпили! Немного разобрало. Но надо было срочно выпить еще. Однако я понимал, что больше из этой бутылки пить нельзя. Заметят убыток, и сразу начнутся вопросы.

— А давай теперь вот этого выпьем… Этого, э-э, — я даже не мог определенно сказать, что это стоит в бутылке с импортной этикеткой. Но точно алкоголь и, главное, бутылка тоже открыта.

— Давай! — бодро поддержала она и вдруг заявила. — Чего ты так мало наливаешь?!

Эх, была не была! Ну не убьет же меня дед из-за… непонятно чего. И я бухнул ей граммов триста, которые она бодро, по-взрослому, не замедлила выпить.

— А может, в постельку? — ненавязчиво, в манере поручика Ржевского предложил я.

— П-ппошли!

Настя сломалась на короткой дистанции, перехода из одной комнаты в другую. Она стала падать, и я впервые увидел, как человек, засыпая мертвецким сном, громко распевает при этом песни.

Но мне казалось, что алкогольное опьянение вовсе не преграда для секса, а наоборот — помощь. И, простите, пришла девочка сама, сама попросила налить побольше. Кстати, пила она тоже сама, без всякого насилия с моей стороны. В чем я виноват? Раз ни в чем, так чего ж теперь от главного отказываться?!

Настино показательное выступление, однако, длилось недолго. Вскоре девочка неожиданно начала долго и продолжительно блевать. Вначале она уделала ковер на диване. Тогда я стянул ее на пол и притащил какой-то тазик, в который она все равно не попадала, потому что не могла даже держать голову. А пока я старательно затирал покрытие на диване, она гробила ковер на полу.

Но, по сравнению с дальнейшим, отвратительная уборка могла показаться приятными хлопотами перед балом. Настя закатила глаза и начала в голос стонать: «О-оааа-ааоо…»

Мне стало страшно. Всерьез. До озноба.

Мне семнадцать, ей пятнадцать.

Тюрьма.

«Что мне делать?! Делать мне что?! Что же, твою мать, мне делать, — в отчаянии метался я по комнате. — Надо позвонить мамочке, она все-таки врач. Пусть лучше на меня наорут, чем посадят».

И я стал звонить мамаше на работу, чтобы сообщить, что сижу с девочкой, а она зачем-то напилась и почему-то умирает.

— А че делать-то?

— Ромочка, ты ее не трогал? — сразу же с волнением спросила она.

— Нет-нет, — уверил я.

— Точно? — с признаками легкого недоверия в голосе переспросила любящая родительница.

— Точно-точно. А что ты имеешь в виду?

— Ничего. Ее надо под холодную воду.

И я потащил моего «маленького тюленя» к воде. Никогда до сих пор я не мог даже подумать, как сложно нести человека, который почти без сознания. С меня сошло семь потов. Так как Настя была девочкой мясистенькой и крупненькой, чтобы сдвинуть ее, нужны были мускулы Геракла. Как в фильмах про войну, я тащил умирающего товарища через коридор, который, собака, как назло, не кончался. Пару раз ее рука, вся, простите, в блевотных массах, выскальзывала, и девочка падала, звонко ударяясь головой о стену. Не дай Бог, соседи услышат. Но, наконец, кое-как, с трудностями коридор был пройден. Я закинул полуживое тело в ванну и врубил холодную воду. Эффект получился обратным! Настя принялась стонать еще громче, еще ужаснее, а в придачу еще и посинела, покрывшись страшными пупырышками.

Призрак тюрьмы с новой силой замаячил передо мной.

Теперь точно посадят, нервничал я. Поймут ли родные, простят ли? Будут ли носить передачи?.. И я решил звонить бабушке. У бабки были в роду пьющие люди и даже один настоящий алкоголик. Как никто другой, она наверняка знала, что делать в таких случаях. Ситуацию я сформулировал предельно точно: «Бабка, приезжай. У тебя дома умирает человек. Ты приедешь и найдешь одинокий охладевший труп, так как меня к тому времени уже увезут в тюрягу».

Она приехала через два часа, нахлестала Настю по щекам, дала выпить нашатыря и чаю, сделала холодный компресс и, убедившись, что та уже может ходить, хоть и шатаясь, вытолкала нас за дверь. И даже дала денег на такси. В машине Настюха снова предприняла попытку постонать, но, наученный горьким опытом, я хлестанул ее по щеке, чем снова привел в порядок.

Вечером был семейный «разбор полетов». Мама ахала и причитала: «А что же сказали ее родители?» — «Не знаю. Я ее к двери прислонил, позвонил и убежал. Зачем слушать, что они скажут? Заранее понятно — ничего интересного». Бабушка отнеслась к произошедшему с цинизмом, сказав только, что так нажираться мальчику из приличной еврейской семьи неприлично, а также посоветовала с этой алкоголичкой больше не встречаться.

История наших с Настей отношений на этом еще не закончилась. Так как на следующий день она позвонила и сообщила: «Я поняла. Я совсем не умею трахаться».

— Да ну? Своим умом дошла или подсказал кто?!

— Ага. Ты не мог бы меня поучить?

— Ну-у… А когда и где? — уже более заинтересованно спросил я, справедливо опасаясь приводить ее к себе.

— Ну, вот у меня бабушка гуляет с собакой каждый день с 4 до 5, может, будешь приезжать?

И я приехал. Но все опять было как-то неправильно, она кобенилась, а я, уже разочарованный и уставший, вежливо решил послать ее по факсу. То есть познакомить со своим приятелем.

Он ее также пару раз трахнул и забыл.