Лучшее прощение — месть

Только в Италии это и могло случиться.

Вспомните историю: кого только оно, это раскаяние, не ублаготворило.

Церковь таким способом возвращает себе заблудшую овечку и пользуется этим в качестве примера для толпы, что, мол, неисповедимы пути Господни, хотя овечка может оказаться просто-напросто Иудой.

Политиканы с помощью раскаяния получают возможность вполне легально перебирать публично собственные грехи.

Скажи мне, кто у тебя кается, и я скажу, кто ты.

Судьи тоже наживают на этом свой капитал: громкие процессы с огромным количеством участников. Судят всех, не осужден никто.

Даже преступники выигрывают: они спасаются и в христианском, и в юридическом смысле.

Знаете, если бы я был на месте Мондадори, то опубликовал бы историю последнего десятилетия Италии через призму покаяний. И если она не возымела бы успеха, ну что ж: не остается ничего другого как раскаяться».

Тут я прервал его: «Вы кажетесь мне странным сегодня, синьор Аарон».

«Не обращайте внимания, меня расстроила жена. Безумная женщина. Подумайте, она во что бы то ни стало хочет, чтобы ее принимали за католичку. Записала детей в школу, где евреям не отказывают, но и места им там не хватает. Она ведет себя, как местечковая еврейка и не понимает, что именно местечковость вызывает антисемитизм.

Если бы было можно, она бы и из лохани воду не выплескивала.

Не выношу этой глупости: отказываться от самого себя.

Но вы не беспокойтесь. Приводите вашего друга завтра. Мне нравятся итальянцы».

И я ушел, потому что понял, что день выдался не самый удачный.

Это очень своеобразный человек. Постоянно пускается в пространные рассуждения, но вам он понравится, вот увидите. Притворяется, что всего и всех боится, а на самом деле боится только Мелани, которая его доконала своими истериками. Ведь он приглашает нас утром, потому что после обеда она тоже в лавке, и, конечно, какой-нибудь скандал да будет.

Тем временем официант принес заказ, и на некоторое время они замолчали, наслаждаясь нежными, свежими устрицами и отличным белым вином Пуйи Фуиссе 1983 года.

Потом Армандо спросил:

— Что вы думаете по поводу освобождения нашим правительством террористов с «Акилле Лауро»?

— Буду с вами совершенно откровенен. Что бы там ни говорили в печати, мы здесь привыкли уже ко всему этому свинству как ваших, так и наших политиков. Но в данном случае должны быть какие-то веские государственные соображения, которые, конечно нам никогда не станут известны и на которые постоянно ссылаются в подобных случаях.

В общем политика сумасшедших и для сумасшедших.

И хотя вся эта история, которую вы расследуете, затрагивает меня лишь косвенно, поверьте моей искренности, я работаю с вами с удовольствием, даже с радостью, потому что это дело крайне меня заинтересовало.

Какая связь может быть между террористами, кражей драгоценностей, исчезновением Рембрандта и убийством Павловской?

Можно было бы ответить: выручка, то есть сами по себе драгоценности, Рембрандт и т. д.

Но это было бы слишком просто. Драгоценности и Рембрандт весомы, конечно, но на мой взгляд они часть какого-то другого, более значительного и сложного замысла, о котором мы пока не знаем главного.

Не понимаю, как люди, принадлежащие, видимо, к миру политиков, могут быть замешаны в дела такого рода. И что им нужно от нас, раз они устраивают за нами круглосуточную слежку.

Конечно, если мы теперь найдем досье, это могло бы многое объяснить в трагедии Рубироза. Многое, но не все.

Ну, а вообще, скажу я вам, я надеюсь на успех и возлагаю большие надежды на встречу с раввином.

— Дай Бог, — коротко ответил комиссар Ришоттани и добавил: — Простите, мне надо позвонить в Турин.

— Ага! Cherchez la famme! Toujours la belle italienne?[40]

— Как всегда одна и та же. В моем возрасте уже нет ни времени, ни желания менять что-либо.

— У вас в Италии, по-моему, говорят: волк теряет шерсть, но не повадки?

— Дорогой мой Ален, в моем случае волк потерял уже последнюю шерсть, у него остались только повадки.

— Передайте ей привет от меня.

— Непременно.

Комиссар Ришоттани спустился в туалет, где обычно располагались телефоны-автоматы.

Он набрал домашний номер Джулии и долго слушал длинные гудки. Никто не отвечал.

Армандо успокоенно улыбнулся. Хоть раз неуемная Джулия послушалась его. Она, конечно, поехала в Альбу.

Жалко, что эти провинциальные индюшки не обзавелись телефоном.

«Наверное, это и к лучшему», — подумал он, возвращаясь к Брокару.

— Все в порядке? — спросил Ален.

— Да, спасибо. Я отправил Джулию к ее тетке. У них дом неподалеку от Альбы. Мне спокойнее при мысли, что она теперь в безопасности. Последнее время с нас просто не спускали глаз.

— Очень разумно. Меня тоже здесь «пасут», если вас это может несколько утешить.

Завтра мы вместе уйдем из дома, и вы выйдете из моей машины у метро «Шарль де Голль», а я поеду до станции «Опера». В метро я их запутаю, и мы встретимся у выхода на «Ришелье-Друо», чтобы оттуда уже вместе пойти к раввину. Вам тоже советую в метро сначала хорошенько попетлять, чтобы уж точно отделаться от слежки.