— Да нет же, нет, это рыбка, очень красивая. У нее такие ажурные плавники, как вуаль. Непонятно, как она сюда попала. Она слишком велика чтобы пройти сквозь трубы. Плавает кругами, бедняжка.
— Тогда выходи и воспользуйся другой кабинкой, — сказала я, забеспокоившись. Вдруг она нарочно пытается избежать встречи с врачом. — Ты тянешь время.
— Подойди и посмотри. Надо ее спасти.
Я слышала, как она натягивает колготки и поправляет юбку. Затем она отперла и распахнула дверь. На губах улыбка.
— Взгляни, — сказала она.
Я последовала за ней в кабинку.
— Вот посмотри.
И мы вдвоем склонились над унитазом.
Я увидела лишь пустые белые недра унитаза и два наших похожих силуэта, отражающихся в воде.
— Куда же она подевалась? — недоумевала мама. — Ну не странно ли?
Мы смотрели на воду.
— Как ты думаешь, каким чудом ей удалось выбраться? — спросила мама. — Видишь, вода все еще колышется. Гляди, гляди — маленькие рыбьи какашки. Клянусь. Лайза, милая, посмотри.
«Мама сходит с ума», — подумала я, а вслух сказала:
— Давай вернемся в комнату для ожидания.
— Но мне все-таки нужно воспользоваться туалетом.
Я стояла возле раковины и ждала.
— Ты опоздаешь на прием, — напомнила я. Посмотрела на ее ноги. Тишина.
Наверное, она нервничает и не может облегчиться в моем присутствии.
— Подожду тебя в коридоре, — сказала я.
В общем, я вышла, прислонилась к стене и стала ждать. Все ждала и ждала. Она задерживалась. Я гадала, а вдруг у нее действительно галлюцинации. Вдруг с ней стряслось что-то серьезное: внутреннее кровотечение или нетипичная аллергическая реакция. Не думаю, чтобы она все это выдумала; она не умела врать, ее ложь сразу бросалась в глаза.
— Мама, — позвала я. — Мам!
Я вернулась в туалет.
Ее там не было.
Открытая дверца кабинки качалась, поскрипывая. Я проверила остальные кабинки на случай, если она взобралась на унитаз с ногами и нагнула голову — так мы прятались от учителей в старших классах. В той, первой кабинке вода до сих пор колебалась, будто кто-то недавно нажал на слив. Я даже заглянула в шкафчик под раковиной и запустила руку в мусорный контейнер.
Я стояла там и прикидывала. Должно быть, она каким-то образом выскользнула из туалета так, что я не заметила. Может быть, я на минуту закрыла глаза. Она могла двигаться очень проворно, когда хотела.
Или, может, она выбралась в окно? Наверху под потолком было небольшое закрытое окошко.
Как бы там ни было, она удрала.
Я медленно прошла по коридору, прислушиваясь и рассматривая кафельный пол.
Я думала о ее узкой спине, о разверстом зеве унитаза, представляла, как она проскальзывает туда, кружится и уносится прочь по трубам.
Я пытаюсь придумать разумно звучащий вопрос:
— Вы не видели мою мать? Женщину примерно моего роста с каштановыми волосами и зелеными глазами? У нее еще такой нервозный вид. Не видели?
Или глаза у нее светло-карие?
Когда я вернулась в комнату для ожидания, на языке у меня вертелся вопрос, я приготовилась сообщить об ее исчезновении. Но тут медсестра раздраженно высунулась в регистратурное окошко и окликнула меня:
— Мисс Салант? Мисс Салант? Врач ждет вас, мисс Салант.
Она открыла дверь в смотровую; медсестры и техники держали наготове тонкие хлопковые халаты, анкеты и стаканчики для сдачи мочи. «Мисс Салант, мисс Салант, мы вас ждем», — тараторили они. Все кругом нетерпеливо размахивали руками и повторяли мое имя.
Ну, я и вошла.
Позже я вышагивала туда-сюда вдоль белых полосок на парковке. Я забыла, где мама припарковала машину. Когда я наконец наткнулась на наш автомобиль, мама была там, прислонилась к бамперу. Мне на миг показалось, что она курит. Она не курила.
Когда я приблизилась, оказалось, что она грызет ручку.
Мы забрались в машину и поехали домой.
— Я вдруг сообразила,
— Рыбу? — спросила я.
Остаток пути мы проехали молча.
— Ну что, как все прошло, дамы? — спросил отец вечером.
Мама ничего не ответила.
— Ты сходила с ней? — обратился он ко мне.
— Угу, — сказала я.
— Значит, результаты будут через несколько дней, так? — уточнил он, приобняв маму.
Она отвела взгляд.
— Так, — подтвердила я.
Она странно на меня посмотрела, но ничего не сказала.
Я просила их не провожать меня, но в воскресенье вечером они оба поехали со мной в аэропорт.
— Позвони, когда получишь вести из больницы, хорошо? — сказала я.
— Хорошо, — откликнулась она.
Я хотела спросить ее про рыбку в туалете: правда ли она ее видела. И удрала ли она сама тем же самым путем, что и рыбка? Но у меня никак не выходило заговорить об этом. И темы подходящей не подворачивалось.
У входа в терминал мы попрощались. Мои объятия были неуклюжи. Я похлопала родителей по спине, как младенцев, которым надо срыгнуть.
Я велела им отправляться домой, но знала, что они останутся в аэропорту, пока самолет не взлетит. Они всегда так делали. По-моему, маме нравилось там задерживаться, на случай, если самолет упадет сразу после взлета. Тогда она помчится на взлетную полосу, сквозь пламя и взрывы, чтобы вытащить из обломков свое дитя.
А может, им просто нравилось в аэропорту. Там свой, особый запах.