Я мыл его одной рукой, придерживая левой под лопатками, впервые так полно и подробно осязая его тело - и с болью ощущал, как он вздрагивает и сжимается всякий раз, как моя ладонь касается… даже не свежих ран и полузаживших рубцов - обезболивающее уже должно было подействовать - а нежнейшей кожи в паху и на внутренней стороне бедер. Но я молчал - слова сейчас все равно ничего бы не изменили, здесь могло помочь только время. Я бы успокоил его взглядом, но глаза он так и не открыл… поэтому все, что мне оставалось - молча целовать его всякий раз, как он вздрагивал - влажный висок, морщинку между бровями, сомкнутые веки. Губ я коснулся всего единожды - когда он дернулся, почувствовав, как моя рука скользнула между ягодицами и я смог оценить… размер ущерба. Может, надо было пробормотать что-нибудь ободряющее, но я просто накрыл его губы своими и поцеловал, как он меня в субботу - требовательно и жестко, чтобы одна боль заглушила другую - и он ответил мне, слабо, но вполне осязаемо, и с этого мгновения вздрагивал реже и слабее, а когда я закончил с его телом и сменил помутневшую от крови воду, влив в ванну зеленоватый заживляющий настой, он прошептал, по-прежнему не открывая глаз:
- Твой вариант терапии оказался… более действенным, чем зелья.
- Надеюсь, - выдавил я сквозь сжавшееся горло - я предпочел бы, чтобы он использовал другую терминологию. - Можно, я вымою тебе голову?
- Исполняешь заветное желание? - слава Мерлину, он наконец попытался усмехнуться - и, кажется, это было разрешением, и я втер в его волосы собственный шампунь, тщательно промыл густые пряди тугой струей, и горло вновь сжалось - теперь уже от восхищения, когда вместо грязной свалявшейся пакли на худые плечи упала тяжелая глянцевая волна. Сальные пряди, которые в свое время так меня раздражали… пусть даже не надеется, что я оставлю его волосы в покое, после того как увидел, какими они могут быть красивыми. Не удержавшись, я провел по ним ладонью - раз и другой, и вздрогнул, когда он тихо пробормотал:
- Он тоже любил это делать.
Кто, хотел я спросить - но, слава богу, удержался, потому что уже понял - кто, и сердце забилось резкими толчками, а он продолжал быстрым отчетливым шепотом:
- Он был моложе тебя… магл… нам было по шестнадцать… он приехал к родственникам на лето. Тогда я уже жил один, и он часто бывал у меня… Месяц… только один месяц. Он любил гладить мои волосы… он любил… - прерывистый шепот не умолкал, и я вслушивался, замерев, боясь спугнуть его вздохом, не то что словом, и с пронзительной ясностью понимая - это те подробности, те самые, которыми наслаждались на его допросах мои бывшие коллеги. И еще одно я понимал так же ясно - зачем он мне это рассказывает - чтобы мерзостные сцены из порнофильмов, в которые превратились его воспоминания о первой любви, снова стали для него… просто прошлым - светлым, полудетским прошлым, когда он еще не стал Пожирателем, и не было смертей, а был тот мальчик…
… Возвращаясь домой, он погиб… катастрофа… Потом у меня никого не было. Прости, что вообще… - но я не дал ему договорить, снова склонившись к бледным губам, только теперь чуть касаясь и не требуя ответа, и это снова помогло - через полминуты он произнес уже громче и с почти прежней снейповской интонацией:
- Надо было прервать меня раньше, раз уж я временно не в состоянии себя контролировать. Если уже насмотрелся на мои волосы, будь так добр, извлеки меня отсюда, а то я пропитался этим настоем как Сибилла Трелони - хересом, - и я, улыбнувшись, отнес его в спальню, старательно делая вид, что принял эту интонацию. Пусть. Пусть пытается доказать, что это просто потеря самоконтроля. Здесь тоже поможет только время, только время научит его мне доверять - но я не буду торопить события… тем более что первый шаг он все-таки сделал.
Я завернул его в слизнортовскую махровую простыню и призвал еще зелий - перечисляя названия, он не упомянул кроветворное - и был вознагражден за усердие краткой, но весьма выразительной лекцией о свойствах кроветворных зелий и нежелательности их употребления перед сном во избежание некоторых побочных эффектов. Ага, конечно, эффекты… редкостная гадость это зелье, я-то знаю, поэтому и оттягивает момент.
- Ты ведь уже пил его в пятницу перед сном, - возмущенно заявил я, на секунду ощутив себя мадам Помфри, врачующей строптивого студента, но Северус - кажется, я впервые назвал его про себя по имени - шансов почувствовать себя колдомедиком мне, разумеется, не оставил:
- Если б я тогда отказался, я обесценил бы твой героический поступок - фыркнул он, но тут же добавил с ласковой насмешкой:
- Это и правда подождет… впрочем, можешь дать мне немного вина - желательно из непочатой бутылки… и займись потом руками и всем остальным - поле деятельности у тебя… обширное.
Вот он, на столике - недопитый бокал с мерцающей рубиновой жидкостью. Я чуть приподнимаю его, как в пятницу, но прежде чем поднести к губам, тихонько говорю, глядя в спокойное - наконец-то спокойное - лицо:
- За тебя, Северус. За тебя.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное