Лучше подавать холодным

— Отлично. Эти последние несколько дней поистине еле ползли. Учитывая, как мало у нас времени, настоящее преступленье, что человеку приходится скучать. Когда ты лежишь на смертном ложе, те впустую потраченные недели ты будешь проклинать пуще самых ужасных ошибок.

— Надо было сказать, что ты не занят ничем неотложным. Мы бы тебя пристроили — помог бы копать.

— В моём-то возрасте? Мне положено месить грязь лишь в одном месте — в отхожем. И даже такая работа требует гораздо больше сил, чем раньше. Что происходит?

— Говорят, с возрастом оно у многих тяжело идёт.

— Порадовал. Я имею в виду, с шахтой.

Сезария указал на хвост чёрного порошка, обрывающийся едва не доходя до ближайшей бочки. Зёрна мерцали при свете ламп. — Он ведёт ко входу в штольню. — Он похлопал по мешочку на поясе. — Мы доводим его до бочек, под конец насыпаем побольше, чтоб точно сработало. Выходим к устью туннеля, высекаем искру на тот конец, а затем…

— Огонь мчится по всей его протяжённости к бочкам и… насколько большим будет взрыв?

Сезария покачал головой. — Никогда не видел, чтобы за раз применили и четверть нашего количества порошка. А ещё они всё время усиливают смесь. Новое вещество… есть мнение, что взрыв может оказаться слишком большим.

— Лучше величественный жест, чем унылый.

— Если только он не свалит на нас целую гору.

— Он на это способен?

— Кто бы знал, на что он способен.

Коска без воодушевления оценил тысячи тонн скалы над их головами. — Передумывать, пожалуй поздновато. Люди Виктуса навострили копья для приступа. Сегодня вечером Рогонт станет королём. И он обещал почтить нас присутствием своего величества по утренней зорьке, и уже внутри крепости, дабы мочь скомандовать последнее наступление. Будь я проклят, если потрачу утро, слушая, как воет на меня этот мудак. Тем более с короной на башке.

— Ты думаешь, он будет в ней постоянно, изо дня в день?

Коска задумчиво почесал шею. — Знаешь, понятия не имею. Но мы уже отвлеклись.

— Согласен. — Сезария насупился на бочки. — Как-то оно всё неправильно. Роешь яму, суёшь факел в какую-то пыль, убегаешь и…

— Чпок, — закончил Коска.

— Не надо думать. Не нужна храбрость. Так не воюют, если хочешь знать моё мнение.

— Единственный правильный способ воевать — тот, при котором твой враг подох, а у тебя осталось дыхание над ним поржать. Наука упрощает процесс? Ну и ладно, тем лучше. А всё остальное чухня. Давай, понеслась.

— Слушаю моего генерал-капитана и повинуюсь. — Сезария сдёрнул мешочек с пояса, нагнулся и начал осторожно сыпать порошок, подводя дорожку прямо к бочкам. — Никогда не думал, каково это, а?

— А ты?

— В какой-то миг занимаешься своими делами, а в следующий тебя разносит на куски. Даже лица своего убийцы не увидишь.

— Отдавать другим приказы то же самое. Разве убить человека порошком хуже, чем заставить кого-то проткнуть его копьём? Когда же ты в последний раз смотрел людям в лицо? — Не тогда, когда с удовольствием старался проткнуть Коску в спину, в Афьери, это уж точно.

Сезария вздохнул, порошок струился на землю. — Может и правда. Но знаешь, порой я скучаю по старым дням. Давнишним, когда командовал Сазайн. Тогда был совсем другой мир. Более честный.

Коска фыркнул. — Прекрасно знаешь не хуже меня, что по эту сторону ада не было ни единой грязной уловки, от которой бы отказался Сазайн. Тот старый скряга взорвал бы весь твой мир, если бы решил что оттуда вывалится грошик.

— Скорее всего твоя правда. Всё ж оно выглядит не слишком честно.

— Вот уж не думал, что ты такой поборник честности.

— Самоотвод не беру, но по мне бы лучше выиграть честный бой, чем бесчестный. — Он перевернул мешочек, вытряхивая последние крупицы. Прямо под боком у бочки осталась блестящая кучка. — Как-то оно оставляет привкус поприятней, когда дерёшься по неким правилам.

— Хех. — Коска врезал ему по затылку лампой, взметая фонтан искр. Сезария растянулся плашмя. — Это война. Здесь правил нет. — Здоровяк застонал, дёрнулся, слабо пытаясь приподнять своё тело. Коска наклонился, поднял лампу повыше и снова двинул ему по башке с хрустом треснувшего стекла. Тот завалился плашмя, в волосах зашипели угольки. Пожалуй, малость ближе к порошку, чем того позволяло спокойствие, но Коска всегда любил рисковать.

Также он всегда любил торжествующие речи, но время решало всё. Поэтому он повернулся к затемнённому проходу и поспешил туда. Дюжина шагов в тесноте, и он уже снова задышал тяжело. Ещё дюжина и ему показалось, что там, в туннеле он уловил смутный отблеск дневного света. Он встал на колени, закусив губу. Крайне слабо представляя себе насколько быстро прогорит дорожка, коли её поджечь.

— Здорово, что я всегда любил рисковать… — Он принялся бережно скручивать сломанную решётку с лампы. Та застряла.