Лучше для мужчины нет

И все же вскоре я уже был одет. Вымыл небритое лицо и попробовал пригладить редеющие лохмы. Я походил на помесь старика и нервного мальчишки, спешащего на первое свидание. Открывая дверь, я обратил внимание, что у меня трясется рука. Душевный подъем, последовавший после известия о рождении сына, сказался на характере моей тревоги. Положено начало одной новой жизни, и теперь от Катерины зависит, начнется ли еще одна новая жизнь – моя. Я предчувствовал, что это последний шанс. Я пообещал ей, что стану другим, сказал, что изменился. Если в момент рождения нашего третьего ребенка она считала, что нам не стоит быть вместе, то уже ничего не поделаешь. Я вызвал лифт с таким чувством, будто мне предстояло заслушать ответ на поданную апелляцию. Мне следовало предвкушать радость, но вместо этого я исходил нервным потом. Катерина сказала, что любит меня, повторял я себе, но она же ударила меня прямо в лицо. Очень противоречивые признаки. И если она хочет, чтобы я вернулся, почему ее голос по телефону звучал так холодно и безжизненно?

Двери лифта отворились, и вышла радостная молодая пара с новорожденным, очевидно первенцем, судя по их волнению. Я совсем забыл, как малы младенцы, как напоминают они существа из документальных фильмов о дикой природе.

– Какой красавчик, – сказал я.

– Знаю, – ответила гордая мать, пытаясь помешать огромной синей шляпке сползти на лицо младенца.

Рождение ребенка – одно из тех событий, когда британцы готовы заговорить с совершенно посторонним человеком. Новорожденные, щенки и железнодорожные катастрофы.

Лифт доставил меня на седьмой этаж, и я устремился в отделение Хелен. Впереди тянулся коридор с лакированным полом. Справа – первый отсек с шестью кроватями, на которых лежали шесть совершенно одинаковых женщин. Катерины среди них не было. Мамаши в ночных рубашках и халатах так сосредоточенно разглядывали маленькие свертки в плексигласовых колыбельках, что не обратили внимания на странного человека, который по очереди оглядел их. В следующем отсеке находилась очередная порция мамаш – они тоже совсем не напоминали Катерину. Последний отсек располагался рядом с телевизионной комнатой: из приоткрытой двери доносились искаженные крики актеров.

– Здравствуй, Майкл, – произнес позади меня голос Катерины.

В потертой зеленой ширме, огораживавшей ближайшую кровать, имелась маленькая щель. Я шагнул к ширме, протиснулся в щель – на кровати сидела Катерина в моей футболке с надписью «Радиохэд»[43]. Судя по выражению лица, она мне не очень-то обрадовалась. Если честно, выглядела она откровенно испуганной. Я нагнулся поцеловать ее в щеку, и она не воспротивилась.

– Поздравляю, – сказал я.

Катерина ничего не сказала – лишь тупо смотрела в сторону.

– Так вот, значит, какой он – мой маленький мальчишка? – забормотал я, пытаясь сыграть счастливого отца семейства.

Сюрреалистичность ситуации усугублялась бодрой музыкальной заставкой какого-то комедийного сериала, гремевшей в соседней комнате.

Я посмотрел на спящего в колыбельке младенца; на запястье у него была бирка из голубого пластика. Ребенок выглядел таким совершенным и маленьким, все части его тела были выточены с такой любовью, что мне захотелось поверить в Бога.

– Он прекрасен, – сказал я. – Он так прекрасен.

Я смотрел на ресницы младенца, которые были умело завиты и расставлены через равные промежутки, на идеальную окружность его ноздрей. А затем услышал голос Катерины:

– Он не твой, Майкл.

Сначала до меня не дошло. Но потом я все же осознал смысл ее слов и поднял на нее взгляд, онемев от непонимания. Ее глаза наполнились слезами.

– Он не твой, – повторила Катерина, и в ответ на мое недоуменную растерянность добавила: – Тебя же все время не было. – И она безудержно зарыдала: – Тебя же все время не было.

Я продолжал на нее смотреть, отыскивая хоть какую-то логику в ее словах.

– Но откуда ты знаешь? Я хочу сказать, с кем еще ты…

– С Клаусом.

– С Клаусом?!

– Мне было одиноко, мы выпили вместе бутылку вина и… ну, я не знаю.

– Что? Одно потянуло за другое, так надо понимать?

– Не кричи.

– А я не кричу, – закричал я. – Но ты бросила меня из-за того, что я тебя обманывал, и все это время носила в себе чужого ребенка!

Рыдания стали громче; они перешли в животные всхлипы.

– А откуда ты знаешь, что он не мой? Мы же не предохранялись, помнишь?

– Я специально все подстроила, потому что знала, что беременна. Чтобы ты не догадался. Тогда я еще считала тебя хорошим отцом, а теперь уже слишком поздно.

– Но он может быть моим, – беспомощно взмолился я и перевел взгляд на колыбельку, надеясь разглядеть в ребенке свои черты. Их не было. Вообще-то, если б меня спросили, я бы ответил, что Катерина однозначно зачала его с сэром Уинстоном Черчиллем.

– Судя по датам, ребенок его. Я знаю. Можешь сделать анализ ДНК, если сомневаешься, но до того времени тебе придется верить мне на слово. Это не твой ребенок.

Катерина подняла голову; она смотрела на меня с вызовом и даже с гордостью – а как же иначе, ведь только что она вбила последний гвоздь в крышку от гроба нашего брака.