Лучшая версия меня

Сейчас мы уже у зеркала ничего не спрашиваем, сами можем все рассказать лучше любого зеркала. А еще, теперь мы сами выбираем ракурс и расстраиваемся, когда видим наши фотографии, снятые скрытой камерой. Это, мол, не я. Вот я же себя вижу. Стою перед зеркалом. Живот втянула, подбородок наверх, шею немного вытянула вперед. Да. Сегодня еще и все знают свою рабочую сторону. Я, во всяком случаю, знаю. У меня она левая. То есть перед камерой я должна немного свою физиономию развернуть, чтобы предстать перед миром с левой стороны. Понятное дело, про это вечно забываю и стараюсь относиться к своей внешности философски. Поэтому, когда вижу свои фотографии в сети с немного перекошенным ртом и с тремя подбородками, никогда не прошу фотографии удалить. Мне ж эти подбородки никто не пририсовывал. Это мои собственные подбородки. Что есть, то и есть. И когда я где-то выступаю, люди видят меня с разных сторон, а не только с рабочей левой, и не удается мне всю дорогу живот втягивать и позы красивые принимать. Любят меня, я так надеюсь, и, судя по всему, не за это. Еще и фотографии со мной выкладывают. И всем за это огромное спасибо.

Шестьдесят – это тот возраст, в котором самому себе признаться сложно. Но нужно. Как? Потренировавшись. И вот тут поможет зеркало. Надо встать перед ним и честно, глядя прямо себе в глаза, сказать:

– Мне шестьдесят лет.

Спокойно так. Без сожаления, без особой гордости, без надежды, что все вокруг замашут руками: «Ой, ой, а мы-то думали сорок пять!» Мы же не знаем, что они там на самом деле думали? Так что не обольщаемся. Особенно мне нравится, когда мне начинают рассказывать, что меня эта прическа молодит. Вот та старила, а эта молодит. Но я-то помню! Про ту прическу говорили то же самое.

Нужно постараться доложить себе про свой возраст очень буднично. Ну вы же не будете как-то особенно говорить: «Вы знаете, у меня на шее примостилась голова!» – просто констатация. И голова есть, и шестьдесят лет никуда не денешь.

Поверьте, очень полезно самой себе рассказать, сколько тебе шарахнуло месяц назад.

У нас внук с прекрасной памятью. Он всегда точно знает, кому и сколько лет. Если кто что забудет, он напомнит.

Мой муж свой возраст принимает тяжело. Отвечая на вопрос «Сколько лет», он говорит: «Не помню». Это, кстати, плохой сигнал, если верить психологам-исследователям. Стало быть, он свой возраст не принимает (можно подумать, кто-то его принимает). Но есть же внук Боря! Он забывать не даст. Как и наличие очень взрослого сына, которому уже исполнилось тридцать восемь лет. А сколько должно тогда быть родителям?

4. Нам не вернуть свои восемнадцать, не очень-то и хотелось

В какой-то момент я наконец-то научилась замедляться. Поняла, что жизнь несется вперед с невероятной скоростью и нужно как-то время сдерживать. Вот только как? Сложно сказать. Я привыкла нестись вперед, в унисон со временем, не сомневаясь – самое лучшее и интересное впереди. И с твердым убеждением: сейчас – это только разгон. Идем на ощупь, присматриваемся, прислушиваемся, спотыкаемся, делаем кучу ошибок, и черт с ним! Делов-то! Впереди целая жизнь. Еще все исправим, разрулим, повернем, перевернем и дальше пойдем.

Я слышала краем уха что-то про тридцать пять лет, потом про сорок. Дескать, многие девушки впадают в депрессию. Странно это все было слышать. Мне в депрессию впадать было совершенно некогда. Я в тридцать пять (почти в тридцать шесть) рожала второго сына. Ах да, вспомнила. Был один момент не очень хорошего настроения.

Ночами кормила я своего Павлика, примостившись на стуле напротив зеркального платяного шкафа, смотрела на себя и думала: «Кто это? Вот эта толстая, оплывшая тетка? Я, что ли? Неужели я теперь такой и останусь? Боже мой. А как же я на улицу-то выйду?» Но что было делать? Нужно же было идти гулять. Так что шла на улицу. Да, именно в том возрасте я поняла, что я стала старше. И мне совсем уже не двадцать пять, на которые я так долго выглядела. И есть те, кто младше, и они другие. Они моложе, возможно, красивее, и для кого-то я уже другое поколение.

Наверное, рубикон был здесь. Я достаточно поздно родила ребенка и оказалась совершенно в другой возрастной группе. На меня смотрели с недоверием, в свою тусовку не принимали. Я догнала свой возраст. Это обязательно происходит со всеми. В какой-то момент вы опять можете отъехать назад, но рано или поздно опять вернетесь в свое поколение.

Девчонки с колясками ходили по Измайловскому парку небольшими стайками, только я угрюмо брела в одиночестве и не понимала, как бы мне тоже в ту компанию влиться. И даже пыталась дружить, когда какая-нибудь мама-колясочница гулять не выходила. Но чужое место мне удавалось занять только на время ее отсутствия. Как только болящая маман появлялась, меня мягко отправляли в мое одиночество. Да, отбор осуществлялся по возрасту. Возможно, меня стеснялись, может быть, я умничала или, еще того больше, поучала. Мне это очень не нравилось, я расстраивалась, но так было.