Лучшая из лучших

– Ваш сыр навел меня на мысль, – сказал мужчина, когда она отключила телефон. – Я придумал новую игру.

Не желаете?

– А почему бы и да…

– Суть в том, чтобы вам вспомнить как можно больше слов, начинающихся на «с» и оканчивающихся на «р».

А мне наоборот, чтобы на «р» начиналось и на «с» заканчивалось.

– Попробуем. Кто первый?

– Чей сыр, тот и ходит.

– Сапфир.

– Реверс.

– Ступор.

– Редис.

– Стопор.

– Так нечестно.

– Сдаетесь?

– Позволить вам обыграть меня второй раз за день?

Ни за что! Ракурс.

Когда примерно через двадцать минут Сингапур и последующий за ним Сыктывкар, опрометчиво не внесенные в список исключений, грозили поражением, в ход пошли воззвания к совести:

– Я вам доверился, наивно застрял с вами в одном лифте, а вы меня вероломно обыгрываете…

– Все претензии к филфаку, который я оканчивала.

– Там всем дают такой словарный запас?

– Нет, но я сумела урвать.

– А потом?

– Что потом?

– После филфака куда направились?

– Работала в одном журнале, а затем стала дизайнером интерьеров.

– Какой-то сложный путь в дизайнерство.

– Тяжела и неказиста жизнь простого журналиста. Филологи были не нужны, а дизайнеры требовались.

– Юристы тоже никому не сдались, поэтому я не стал напрягаться и бросил это безнадежное занятие после третьего курса.

– Неоконченное высшее?

– Ага. Бизнес оказался перспективнее.

– Чем занимаетесь, если не секрет?

– Продаю женщинам мечту. Правда, лишь на один день.

– Свадьбы?

– Платья. У меня свой салон.

– Это как раньше магазины для новобрачных?

– А это они и есть. Только прежде в них все было по талонам и в порядке очереди, а сейчас за деньги и в день обращения, да и ассортимент куда богаче.

Маленький светодиодный экран на панели с кнопками зажегся и издал протяжный писк, пробудившись ото сна.

Цифра «6», с которой началось заточение двух пассажиров, через полчаса, как и обещал диспетчер, уступила место соседке по числовому ряду, и кабина продолжила свой прерванный подъем.

– Вот и свобода, – прокомментировал мужчина. – Сыграем напоследок?

– Только не в города, – отозвалась она.

– Нет, не в города. Вы называете две последние цифры своего номера телефона. Если они оказываются меньше, чем мои, вы даете мне свой номер полностью. Если у вас больше – я даю вам свой номер.

– Надеюсь, у вас не 99?

– Что вы, я не настолько коварен. – Ладно. 47.

– Диктуйте, – сказал он, доставая смартфон.

– А как я узнаю, что вы не смухлевали?

– Разве я вас когда-нибудь обманывал? Как записать?

«Девушка с сыром»? – Оксана.

– Максим, – ответил Фомин, позвонив на продиктованный номер.

Последние две цифры действительно оказались больше.

Это было самое странное знакомство в ее жизни. И самое запоминающееся.

За знакомством последовали встречи и свидания, Максим с удовольствием убеждался, что девушка вполне ему подходит. В качестве обязательного условия они сразу же задекларировали уважение личного пространства друг друга. Оксана не требовала от Фомина ежедневной отчетности о том, где он был и с кем встречался, а тот старался лишний раз не давать поводов для ревности и подозрений. Оксана была по-своему старомодной, что и привлекало его.

Впрочем, мнение Фомина о временах и нравах, которого придерживались и его знакомые, часто использовавшие фразу «я родился не в том веке», изменилось после того, как карета скорой помощи с задорно воющей сиреной увезла его с острым аппендицитом. Выйдя из больницы через неделю с тремя микроотверстиями в животе, Максим подумал: что было бы с ним, родись он в комфортном для себя 1785-м?

Глашка, дворовая девка, отправив конюха Косьму за лекарем, стала бы протирать недужному барину лоб теплой тряпкой, вымоченной в уксусе. Плотник Григорий снял бы на всякий случай мерки. Сосед Ипатий Ефимович, немного посочувствовав, попросил бы вернуть долг в тридцать целковых, не забыв при этом утешить его, Фомина, пятнадцатилетнюю жену, обещая ей в случае безвременной кончины супруга похлопотать о ней и детях, если она согласится принять его предложение. Мать первой жены Фомина, скончавшейся при родах, кашляя от туберкулеза, причитала бы, целуя в темя Михаила Максимовича и Настасью Максимовну: «Сиротинушки мои, кто же о вас теперь позаботится?!» К вечеру приехал бы лекарь и, читая что-то на латыни, залил бы в рот Фомину тридцать капель чудотворной настойки на бобровой моче и кедровых орешках.

И хорошо, если нынешний Фомин в 1785-м действительно оказался бы владельцем имения, соседом Ипатия Ефимовича. Что было бы, уродись он конюхом Косьмой или дворовой девкой Глашей? Такое вообще страшно представить! При подобном развитии событий лекарь, скорее всего, сказал бы: «Глашке плохо? Всыпьте ей плетей, пусть не притворяется». Или того хуже – десять «Отче наш» и святую воду, два ведра через клизму… Оксана исправно навещала Фомина каждый день, принося новости и свежие фрукты. Тогда, лежа на больничной койке, он понял, что стал ей по-настоящему небезразличен.