Лучи смерти

— Товарищи! — зазвенел с балкона сильный голос Гарвея, — мы первые подняли красное знамя восстания, потому что не могли снести притеснений обнаглевшей буржуазии, которая за последнее время положительно издевалась над нами. Она упрятала в тюрьму сотни наших товарищей только за то, что они собрались обсуждать свои дела и вполне справедливо протестовали против понижения заработной платы, которая и так столь незначительна, что мы вели полуголодное существование и шатались от слабости по окончании трудового дня. Она не останавливалась ни перед чем, ослепленная ненавистью к рабочему классу, который много лет носил ее на своем горбу и кормил трудами своих мозолистых рук. Здесь, на этой самой площади, она не раз проливала нашу кровь, отвечая выстрелами своих наемников на наши справедливые требования. Буржуазия сама толкнула нас на восстание, и мы восстали. Нам нечего терять, кроме цепей и гнета. И мы поклялись не выпускать из рук винтовки, пока существует капиталистический строй. Он прогнил до основания и должен рухнуть. На его развалинах мы будем строить новый мир, в котором не будет паразитов, питающихся потом и кровью рабочих. Вот уже два дня, как мы подняли красное знамя восстания, но буржуазная клика пока ничего не предпринимает против нас. Товарищи, не верьте этому временному затишью и будьте готовы ко всему! Это затишье перед бурей. Буржуазия готовит нам страшный удар, я в этом уверен. Постараемся отразить его. У нас нет страшных орудий, у нас нет губительных танков, но зато на нашей стороне храбрость отчаяния, на нашей стороне справедливость и пролетариат всего мира. Их машинам мы противопоставим мужество отчаяния, ибо нам ничего больше не остается, как победить или умереть. Теперь, товарищи, я поделюсь с вами теми сведениями, правда, пока чрезвычайно скудными, которые мы сегодня получили о действиях наших врагов и наших единомышленников. Как нам сообщают, капиталисты растерялись и усиленно изыскивают средства раздавить нас, но в их распоряжении имеются только вооруженные полицейские отряды, так как солдат они считают ненадежными. Из Вашингтона в Нью-Йорк пришло распоряжение немедленно подавить восстание, но власти пока ничего не могут предпринять. То обстоятельство, что летчики высланных на разведку над нашим городом аэропланов опустились и присоединились к нам, чрезвычайно смутило всех. Они полагают, что такая же история будет и в дальнейшем с другими машинами. Власти и буржуазия до смешного стали мнительными и не доверяют никому. Послезавтра Всемирной Ассоциацией Рабочих во всех Штагах будет объявлена забастовка. Возможно, что к ней присоединятся и железнодорожники. Это будет большим козырем в игре. Возможно, что наше выступление будет искрой, которая заставит восстать рабочих во всех городах Штатов. Вот все, что я хотел вам сказать, товарищи. Исполняйте распоряжения Революционного Комитета, сохраняйте мужество и спокойствие, и мы победим!

— Да здравствует всемирная революция! Да здравствует Интернационал! Долой буржуазию! — разорвал тишину рев тысячи голосов, сливаясь в могучий гул, грозным эхом промчавшийся по всем закоулкам восставшего города.

Гарвей удалился с балкона; рабочие медленно расходились, и лишь небольшие кучки тихо спорили тактике и обсуждали текущий момент.

Том Грей вошел в подъезд и спросил у стоявшего в дверях солдата:

— Товарищ, где помещается Революционный Комитет?

— Второй этаж, большой зал. Там заседание…

Грей медленно поднялся во второй этаж. В широком с венецианским окном коридоре толпились вооруженные рабочие и тихо переговаривались друг с другом, дымя трубками. У большой наглухо закрытой двухстворчатой двери стоял солдат с винтовкой.

— В зале — заседание, товарищ, туда нельзя! — сказал он, загораживая дорогу Грею.

— Но мне необходимо туда пройти: меня ждут, — ответил Том.

— Хорошо, подождите здесь!

Солдат приоткрыл дверь и сделал знак рукой кому-то в зале. Сейчас же в дверях показалась высокая фигура Гарвея.

— А, это вы! — просто сказал он, пожимая руку Грея. — Мы знали, что вы уехали в Нью - Йорк, и ждали вас с минуты на минуту. Входите, Грей!

В громадном зале с лепным потолком направо от двери виднелась наскоро сколоченная из досок эстрада, на которой стояли крытый красным сукном стол и два кожаных кресла. На столе в беспорядке валялись бумаги, печать и два автоматических пистолета крупного калибра. В зале на разного вида и стиля креслах, очевидно, собранных из разных комнат, сидело около ста человек членов Революционного Комитета, держа винтовки между колен.

По залу плавали волны синеватого дыма.