Все друзья родителей на редкость умные, образованные и интеллигентные люди. С другими мои родители просто бы не захотели общаться. Но у всех у них был один недостаток. Это были на редкость скучные люди, разговоры которых повторялись из встречи в встречу. Впрочем, скучными эти разговоры были только для меня.
Мама пошла спать первой. А мы с отцом еще долго сидели за столом и разговаривали. Ночь была длинной, да и обсудить было что. Тем более мама не очень любила, когда мы при ней начинали обсуждать женско-мужские отношения.
— Ты, Андрей, все правильно говорил насчет семьи. Без любви нормальной семьи быть не может. И дети несчастные. Так что не торопись. Повстречайся с одной, с другой, сравни. Но ты должен понять одну очень важную вещь.
— Какую?
— Во многом ты сам должен сформировать свою будущую жену. Нет, не расплавить ее душу и отлить в нужной тебе форме. А именно сформировать, дать ей ориентиры. Мама ведь тоже не сразу стала такой, какой ты ее помнишь еще с раннего детства. Когда мы начали с ней жить, она даже готовить толком не умела. Но она поняла, что для меня важно и смогла всему научиться. Понимаешь, если женщина не готова идти на серьезные жертвы, переступить через себя, то ты с ней не создашь семью. Она найдет тысячу причин, чтобы не убираться, не готовить есть. По возможности, она свалит все это на тебя, и при этом ты еще окажешься виноват. — Отец мрачно усмехнулся. — Это у них такая любимая игра — заставить мужчину чувствовать себя виноватым. Не важно в чем. Главное, чтобы у тебя был постоянный комплекс вины и тогда тобой будет очень легко управлять. И если ты даешь женщине лишнюю, не нужную ей свободу, ты делаешь ей зло, развращаешь ее. В семьях, в которых верховодит жена, несчастны все. Мужья в таких семьях либо гуляют, либо пьют. А нередко совмещают обе эти страсти. Причем, что важно: жена должна сознательно подчиниться мужу. Сама сделать этот выбор, как сделала его когда-то твоя мама. Иначе всем будет плохо. У нас патриархальное общество. Ведь все эти феминистки борются не за равноправие, а за приоритет. Ты ведь журналист и прекрасно это понимаешь.
— Это идеи начали отравлять общество еще в XIX веке. Вспомним Анну Каренину. Если уж равноправие, то во всем. Но женщины не пойдут работать в шахту, не захотят служить в армии. Они требуют равенства, а нередко приоритета в том, что им выгодно.
— Так же как и мужчины, — неожиданно продолжил отец. — Это вечное противостояние и это один из столпов нашей цивилизации. Когда исчезнет интрига в отношениях между мужчиной и женщиной, то все рухнет. Понимаешь, все. Это война необходима.
— А на войне нет ни правых, ни виноватых. Обе стороны бывают хороши.
— Не знаю, не знаю. Иногда я про женщин такое слышу, что у меня волосы дыбом встают. Я на прошлой неделе в командировку ездил. Когда обратно возвращался, меня от вокзала один мужик вез. Он таксист с тридцатилетним стажем. Знаешь, после того, что он мне рассказал, я заснуть не мог.
— Расскажи! — мне стало очень интересно. Ведь отец навидался в жизни всякого и его было трудно чем-нибудь удивить.
— Мужик этот работал таксистом еще при Советском Союзе, — начал рассказывать отец. — А история эта случилось как раз в самый разгар перестройки. Когда многое уже можно было, но СССР еще не распался. Однажды садится к нему в такси пара: наша девица и негр. Негр и говорит ему: поехали кататься по центру. Таксист пожал плечами и повез. Ему-то что? Счетчик включен. Ездят они, ездят. И тут таксист услышал сзади какую-то возню. Обернулся: девица негру минет делает, а тот от удовольствия аж глаза закатил. Сплюнул мужик, но сдержался. Через некоторое время негр попросил остановить. Расплатился с девицей и с таксистом и вышел. А девица попросила его в другое место ехать. Подъезжают они, а там мужик стоит. Чисто наш, русский. Высокий, плечистый, русоволосый, одет хорошо и с огромным букетом роз. Девушка и говорит: «Заждался меня мой Васенька!» Выходит, кидается ему на шею, обнимает, целует. Тут таксист и не выдержал. Вышел, отозвал мужика и рассказал ему про негра. Мужик нахмурился, переложил букет из левой руки в правую и КАК ВМАЖЕТ ИМ!
— Девице своей? — спросил я. — Это правильно!
— Какое там, — вздохнул отец. — Он таксиста ударил. Да так сильно, что у того из носа кровь пошла. И сказал: «Не смей про мою Танечку такие гадости говорить».
— А таксист что?
— Сказал мне, что с тех пор женщин вообще за людей не считает. Ехал, говорит, из носа кровь идет, а сам чуть не плакал от обиды. Зарекся он с тех пор в чужие отношения лезть. Коли слеп человек, то только сам прозреть может.
Я никогда не рассказывал родителям о том, почему мы расстались с Яной. Зачем им лишние переживания? Однако того парня мне было искренне жаль, потому что слишком уж много мужиков побывало на его, да и на моем месте.
— Что молчишь? Пробрало?