На этом примере мы многое узнаем об исторической «квалификации» Фоменко. Во-первых, он совершенно не отличает исторический источник (каким является книга Ливия) от историографии (к которой принадлежит труд Грегоровиуса, написанный в конце XIX века на основании анализа средневековых хроник). Здесь мы видим известный принцип любого историка-дилетанта – все, откуда я узнаю об исторических событиях, это для меня – источник!
Во-вторых, ни та, ни другая книга не суть «хроники» в полном смысле слова (как, например, древнерусские летописи), но только построены по хронологическому принципу, причем многие даты в них условны. Все это не смущает наших ниспровергателей истории – хронологическую сетку они достраивают сами, так, как им удобно, и иногда допуская ошибки, которых бы не сделал и умеющий читать первоклассник.
Суммируя вышесказанное, мы уже четко понимаем, что ни о какой «абсолютной точности» при таком подходе говорить нельзя. Однако дойдем до конца по схеме Фоменко – и мы увидим, что не соблюдается не только принципиальная, методическая, но и конкретная, вычислительная точность, а значит, весь результат Фоменко представляет собой сознательный обман.
Следующая схема дает представление о последовательности шагов метода:
хроника => числовая последовательность («информация») => набор максимумов
На первом шаге текст с погодным изложением преобразуется в последовательность чисел, каждое из которых является функцией информации, содержащейся в хронике под данным годом. В качестве такой функции, по мнению автора, можно выбирать количество страниц, соответствующих каждой погодной записи, либо количество строк в записи, либо количество знаков, либо количество собственных имен в записи и т. д. Критический анализ этих способов измерения информации у автора полностью отсутствует, хотя очевидно, что они зависят от языка хроники, характера излагаемых событий, а число строк или страниц – даже от формата издания, что особенно сказывается в коротких записях. Встречи с подобными «мелочами» в работах Фоменко происходят многократно и говорят о весьма низкой его статистической культуре.
Второй шаг метода состоит в определении «локальных максимумов» для указанной выше последовательности чисел. Именно наборы максимумов хроник и будут сравниваться в последующих процедурах. Тем самым постулируется принцип – если наборы максимумов информации в хрониках совпадают, то эти хроники описывают один и тот же период времени. Вновь, как и выше, заметим, что этот принцип абсурден с исторической точки зрения. Ведь история – это не просто набор замечательных дат, здесь же все сводится только к датам, а сравнение содержательной стороны событий полностью отброшено. Можно, применяя этот принцип, например, в биологии, таким же образом сказать, что «если количество плавников у рыб совпадает, то и рыбы одинаковы». Мы еще укажем ниже ряд чисто логических просчетов, которые автор легко игнорирует при изложении своих методов.
Таким
Указанная математическая процедура вызывает следующие законные возражения: 1) преобразование информации путем «сглаживания» искажает информацию, содержащуюся в исходной хронике, и лишено всякого исторического смысла. Например, если в летописи после двух кратких погодных записей, дано, скажем, под 1152 годом описание похода некоего князя на половцев, в 1153 году написано, что «бысть тишина», а в 1154 году представлен подробный рассказ о кончине князя, после чего опять записи краткие, то 1154 год и является локальным максимумом информации. Но «сглаживание» изменит картину: здесь покажется, что после краткого описания похода 1152 году следует некое более подробное сообщение, которое превосходит в объеме даже подробную повесть 1154 года, то есть информация 1153 года (в летописи – просто отсутствующая) вдруг окажется локальным максимумом; 2) совершенно необязательно максимум информации достигается только в одном конкретном году. Разве нельзя себе представить, например, двух или трехлетний поход, описанный равномерно, с одинаковой степенью подробности? К какому году тогда отнести «локальный» максимум?