Я принялась искренне благодарить Антонину Витольдовну и уже встала, намереваясь распрощаться, но последние ее слова буквально приковали к месту:
– А что ж вы опять-то пришли? Я ж в прошлый раз вашей работнице все рассказала. Такая хорошая женщина – конфеты мне принесла…
– Пожилая такая? Блондиночка? – нашлась Наталья.
– Да нет, рыженькая. Крашеная. И молодая, сорока нет. В темных очках была. Сказала – недавно операцию на глазах перенесла, врач велел так ходить…
– Давно она была?
Мой вопрос прозвучал излишне резко, и Антонина Витольдовна испугалась.
– Да с год назад… Нет, поменьше. Сразу после Восьмого марта. Когда конфеты мне дарила, поздравила с прошедшим. – Голос пожилой женщины дрожал. – Неужто какая наводчица?!
– Ну что вы, – успокоила ее подруга. – Наша работница. Только она сразу в марте и уволилась. Темные очки сняла раньше времени и совсем ослепла. А тут еще осложнение на уши. В общем, и оглохла. Ну где уж ей в таком состоянии делами заниматься… Сейчас вот восстанавливаем потихоньку все сведения.
Антонина Витольдовна сочувственно покивала головой и вздохнула:
– Она Татьяну чуть-чуть не застала. Та перед самым праздником со своим господином уехала.
Полученные сведения требовали осмысления. В голове царил полный хаос. В машине тоже – Денька от скуки выволокла из сумки мою одежду вместе с пледом. Плед сгребла под себя, а одежду, включая интимные вещи, живописно раскидала по сиденью. Наташкино состояние, очевидно, мало чем отличалось от моего, поэтому она свернула не туда, куда надо, и мы заехади в тупик. Даже это не привело ее в чувство: через несколько минут, посвященных хитрым маневрам, мы опять оказались в этом же тупике. Правда, бывало и похуже. Как в те времена, когда подруга только осваивала процесс вождения своей «иномарки». Однажды после похожих выкрутасов по многочисленным маленьким переулочкам мы лихо вырулили на авеню с односторонним движением. Наташка долго обзывала козлами водителей всех встречных машин, выразительно крутивших у виска указательным пальцем. Некоторые даже выражались нецензурно, и подруга очень жалела, что не может остановиться и поговорить с ними на их же языке. Сомнения в оскорбительном смысле хорошо знакомого всем жеста зародились тогда, когда им воспользовалась женщина, сидевшая за рулем встречного «Рено». На «козла» она не тянула, хотя по «матушке» крыла чище мужиков. Как назло, свернуть было некуда, а впереди, многозначительно помахивая жезлом, стоял стройный сотрудник патрульно-постовой службы. Я с тоской смотрела на плотный ряд встречных машин, понимая, что обратной дороги нет. Наташка осторожно подъехала почти вплотную к автоинспектору, прошипела мне коротко: «Не вылезай», выскочила из машины и… бросилась на шею автоинспектору, как к родному. Он растерялся и замер, подняв руки вверх и не решаясь приголубить мою подругу. Та, обливаясь горючими слезами, а заодно обливая ими форму гибэдэдэшника, поведала истинную правду о том, как заблудилась. Кончилось тем, что поток машин был остановлен, мы, вдвоем чувствуя себя главой администрации президента, спокойно и красиво развернулись, и поехали как все нормальные люди в правильном направлении…
Из «Тамбова» мы вернулись как раз к ужину. Дверь открыл озверевший Димка, за ним с непроницаемым лицом стояла дочь. Завершал группу встречающих сын. Выражение его лица расшифровке также не поддавалось. Я с ужасом вспомнила, что так семье и не позвонила…
Наташка приняла первый удар на себя. И успешно его отразила. Димкино многообещающее: «Та-а-ак!!!» – было решительно и бесповоротно задавлено Натальиным:
– Не трогай ее, мы тетю похоронили!
Отметив полную растерянность, проявившуюся у каждого члена моей семьи по-разному, Наталья весомо добавила:
– Сбросят на баб все проблемы, прикрываясь работой… – и многозначительно пронесла себя вместе с вещами к своей двери.
Достать ключи она не успела. Дверь, как в метро, открылась автоматически.
– Та-а-ак… – тихо радовался за порогом Борис. Сзади мстительно улыбался Лешик. Но недолго.
– Оставь ее, Боря, в покое, – устало сказала я. Надоело слушать и говорить одно и то же. – Мы тетю похоронили…
– А ты, между прочим, мог бы и ответить на телеграмму. И если уж не личным прибытием, то хотя бы соболезнованием. – Наташка укоризненно посмотрела на Димку.
Бедный Димка совсем смешался. Было очень занятно наблюдать, как он, жестикулируя невпопад, что-то лепечет в свое оправдание под суровыми взглядами родных и соседей. В конце концов он опомнился и заорал, стуча кулаком по своей груди:
– Да не получал я никакую телеграмму! Не приносили ее!
– Я ее лично отправляла. В субботу утром. После бессонной ночи. И я в своем уме! – повысила голос подруга. – И телеграммы сейчас не носят. Звонят с почты и зачитывают содержание. – Голос опять понизился. В нем закипали слезы.
– Так это самое… Вы… А мы… Да-а-а… – вступился за Димку Борис, до этого отличавшийся способностью исключительно правильной постановки речи. Она, можно сказать, была его особой приметой. – На даче… Вот!